Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
496 передач и набрал 853 очка. Вдобавок к этому он забросил 44 шайбы и набрал 88 очков в 139 матчах плей-офф.
В раздевалке «Детройта» его прозвали Ворчуном – он подыгрывал этому образу, но, как мне кажется, никогда на самом деле таким не был. Слава Козлов – один из добрейших, теплейших, учтивейших и почтительнейших людей, которых я вообще когда-либо встречал в мире спорта. У меня в голове бесчисленное количество воспоминаний о том, как мы проводили с ним время вместе. Но одно стоит особняком.
Как-то раз он приехал после игры ко мне домой в Диаборн. Я организовал вечеринку-сюрприз для своего хорошего друга Лена Хойеса в честь его выхода на пенсию. Он освещал матчи «Ред Уингз» для ряда изданий компании «Бут Ньюспейперз» по всему Мичигану. Я пригласил всю команду – игроков, тренеров и генерального менеджера Джима Дэвеллано. Пришли практически все, хотя всего за пару часов до этого «Крылья» проиграли «Нью-Йорк Рейнджерс».
Козлов тогда только приехал в Северную Америку. Когда я открыл ему дверь, он оглядывался вокруг с широко раскрытыми глазами. Мы жили в хорошем доме на рабочей окраине недалеко от автозавода «Форд». Дом был большим и удобным, но вычурным его никак нельзя было назвать. В гостиной Козлов спросил меня шепотом по-русски:
– А это частный дом?
– Да, конечно.
– А кто здесь живет?
– Мы с женой, еще пара собак.
Вне всяких сомнений, это был первый и последний раз, когда мне удалось произвести такое впечатление на игрока Национальной хоккейной лиги. Вскоре Козлов и сам поселился в роскошном районе Блумфилд Хиллс, где мой дом выделялся бы не в лучшую сторону.
Я очень благодарен Славе за то, что он не раз, а даже дважды пригласил меня к себе домой в Россию. Он привез меня в Воскресенск осенью 1994 года во время локаута НХЛ и познакомил со своей семьей. А когда в декабре 2015 года я снова прилетел в Москву на съемки документального фильма о «Русской пятерке», Слава вновь открыл для нас двери своего дома. Несмотря на то что во время хоккейного сезона Козлов жил в Москве, а его жена и дети – в Испании, он по-прежнему навещал дом своего детства, хоть его родители и дедушка уже ушли из жизни. Теперь отчий дом – это мемориал игровой карьеры Славы и тренерской карьеры его отца.
Козлов сидел перед камерой и более двух часов отвечал на вопросы о времени, проведенном в «Детройте» и Русской пятерке. После съемок он тихо подошел к одному из продюсеров и сказал, что поймет, если в фильм в итоге не попадет ни один кадр из этого интервью. Он даже и подумать не мог, что поделился чем-то интересным.
Это все, что вам надо знать про Славу Козлова. С одной лишь поправкой – он глубоко заблуждался.
* * *
Игорь Ларионов стоял на импровизированной сцене на «Джо Луис Арене» со склоненной головой, в то время как тысячи владельцев абонементов стоя аплодировали ему, скандировали и умоляли: «Останься еще на год! Останься еще на год! Останься еще на год!»
Двумя днями ранее он и его товарищи по Русской пятерке помогли «Детройту» выиграть первый Кубок Стэнли за сорок два года. Ларионову тогда было тридцать шесть, у него истек срок контракта с «Ред Уингз». Он мог перейти в любую команду по своему желанию. После круга почета с кубком, который они совершили со Славой Фетисовым, Ларионов переживал одну эмоциональную волну за другой.
Чемпионский парад на проспекте Удуорд, собравший более миллиона людей, произвел на него неизгладимое впечатление. На Красной Площади не было ничего подобного в честь ни одной золотой медали, которую он выиграл в составе сборной СССР. А теперь ему скандировали: «Останься еще на год! Останься еще на год!»
Было такое ощущение, что в своей любви его купал весь Детройт – город работяг, который так напоминал ему о его родном Воскресенске, где жителей хоть и меньше, но они не менее трудолюбивы и так же обожают свою хоккейную команду. Они хотели, чтобы он остался, пусть даже ненадолго. Они просили его еще об одном танце.
Игорь Ларионов стоял в одиночестве в центре сцены, склонив голову. Внезапно он почувствовал себя незащищенным и неподготовленным к такой ситуации.
– Выходишь на сцену без клюшки, без шлема, без коньков и стоишь перед тысячами болельщиков, а тебе надо им что-то сказать, – вспоминает Ларионов. – Понимаешь, что они любят команду и хотят, чтобы мы играли так еще несколько лет, а потому они начинают скандировать: «Останься еще на год!» И вот я стою там, а сзади меня руководство клуба. И что мне делать? Мне хотелось сказать фанатам: мол, вот с кем надо разговаривать.
Вспоминая эту ситуацию, он показывает пальцем себе через плечо и смеется. Но он был прав. Остаться в команде он мог лишь в том случае, если этого хотело руководство. Возможно, в ту минуту Игорь Ларионов и влюбился в Детройт безумно, по-настоящему. И уже не мог представить себе, что уйдет куда-то еще. В тот момент это было просто немыслимо. Да и потом, наверное, тоже. Он не имел ничего против этого чувства, как и болельщики не имели ничего против побед, тем более таких красивых, изящных и ярких, какими они были, когда в составе команды играли Ларионов и его товарищи.
– Я тогда был в команде где-то полтора года, и болельщики хотели, чтобы я остался. Радостно, что тебя ценят, что ты часть их жизни, – продолжает он. – Раз уж я затронул сердца этих людей своей игрой и вкладом в победу… Это было очень приятно. Это особенный и удивительный момент – вот так принять любовь болельщиков.
Ларионов уже оценил значимость того, что он играет в Детройте – городе с богатой хоккейной историей, где местную команду широко освещают в прессе. О нем практически сразу заговорили в каждом доме, и не только в Детройте. Когда «Ред Уингз» приезжали в Финикс, Лос-Анджелес и Флориду, на аренах было полно людей в атрибутике «Крыльев». И они тоже знали его имя.
Он был благодарен болельщикам за то, что они разделяют политику и спорт, что они понимают разницу между СССР и русскими людьми
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
