— Да вы… — рычит Бёрнс.
— Господа… — поднимает руки Коллинз. — Товарищи, прошу вас, не надо. Всё закончилось. Вы победили, мы признаём это. Вот, ознакомьтесь с моим вариантом акта капитуляции.
Читаем, вместе с Быстрицким находим документ очень даже подходящим и отдаём Жукову. По документу… Никто ни от кого ничего не требует. Мы получаем контрибуцию, собираемся и уходим. На этом всё.
— Нда, — качает головой Быстрицкий. — Даже среди вас есть хоть немного адекватные люди. Я удивлён.
— Нацистская идеологи, — кривится Бёрнс.
На такое заявление, срывается Рокоссовский. Подходит и заряжает Бёрнсу в челюсть. Наши бойцы и охрана этих уродов выхватывают оружие.
— Не смей, — искрясь фиолетовыми молниями рычит Рокоссовский. — Никогда не смей сравнивать нас с нацистами. А знаешь почему…
— Потому что я ещё хуже, — поднимаясь из-за стола киваю. — Они хотя бы рабов оставить могут. Я — нет. У меня нет принципов, нет жалости. Это я превратил в пар сотни ваших городов со всем населением и превратил бы в пар все остальные. Но начальство настаивает на временном перемирии. Временном, это подразумевает что когда-нибудь оно закончится. И тогда я приду сюда. Знаешь что ждёт твою страну в таком случае? Я никого не пожалею! Никого! Я уничтожу всех, включая континент. Я сотру из истории любое упоминание о твоей поганой стране. Это будет. Я тебе обещаю. Пока же у тебя есть шанс прожить ещё хоть немного, ставь свою закорючку в документе и проваливай. Иначе…
— У нас хватит сил завершить начатое, — кивает Жуков. — Мы солдаты, мы знаем и понимаем на что шли. Мы с радостью расстанемся с жизнями, но и вы своё существование прекратите. Пиши!
Лидеры, судорожно ставят свои подписи. Вслед за ними подписи ставят маршалы. Делегаты убегают, прыгают в машины и уезжают.
— Ты сейчас серьёзно? — подходит ко мне Быстрицкий.
— Да, Максим Иваныч, — закуривая киваю. — Как никогда. Мы победили. Раскатали их. Унизили. Нам этого не простят, никогда. Какие бы отношения не складывались между нашими странами, мы будем врагами. Даже если мы, продолжим воевать, загоним их в каменный век, то это ничего не изменит. А знаете что самое страшное? Они найдут последователей. Везде, по всему миру, через годы, найдутся те кто нас осудит и побежит к ним. Как бы люди не жили, недовольные, слабовольные идиоты, легковнушаемые кретины, жадные и им подобные будут всегда и везде.
— Влад, война закончилась…
— Нет, Максим Иваныч, она сегодня, только началась. И идти она будет, опять на нашей территории. В тёмных подворотнях, тайных кружках, собраниях, группах, враг, наш внутренний, под руководством вот этих вот, будет думать как уничтожить нас. Каждый бандит, сектант, вор, ущемлённый, не такой как все… Каждый взяточник, каждый зажравшийся чиновник… Все они, с сегодняшнего дня, сражаются против нас. Тихо, незаметно, из тени. Но… Нам надо действовать.
— Как? — смотрит на меня Быстрицкий.
— Быстро и решительно. Я знаю из-за чего погиб Союз, и я знаю как предотвратить это. Нам надо домой, надо отпраздновать победу и начинать уже действовать. Пошли! Вперёд, в бой!
Глава 23
Свердловск. Кабинет Сталина.
В тёмном кабинете, глядя на пламя свечи, Иосиф Виссарионович пыхтит трубкой и улыбаясь смотрит на сидящую на столе Тень. Которая, почему-то кажется расстроенной, нервной и обеспокоенной. Каким-то странным образом, Сталин чувствует что Тень боится. Но чего именно понять не может.
— Что случилось? Что тебя так пугает?
— Много чего, товарищ Сталин, — поджав ноги вздыхает Тень. — И не всё из этого хорошее.
— Но мы победили.
— Не-е-ет, — встав на четвереньки тянется к нему Тень. — Да, мы уничтожили видимых врагов. Но вместе с этим ввели в игру невидимых, а они намного опаснее. С этого дня, вся притаившаяся мерзость, заражая других начнёт расползаться по стране. Уже скоро: банды, секты, недовольные, обделённые и просто дураки начнут поднимать головы.
— Всех переловим.
