что жила за печкой в вонючем доме. Девчонкой, которая трусливо принимала всё, как есть. Нет, Грыжа с Куннаром не победили! Думать иначе, значит предать Илью, значит сломаться…
– Прости, – коснулась её руки Дана. – Прости, Машенька. Я правда тебе благодарна. А теперь расскажи, что с тобой случилось, после того, как меня избили.
И Маша рассказала, не сдерживая гнева. Как и прошлым вечером, мир для неё разделился на чёрное и белое, без всяческих оттенков. Так было легче. Никакой печали, никаких сомнений. Только чистый гнев и будоражащая разум идея мести. А слабая девчонка, что жила за печкой, осталась там, где ей и положено быть – в прошлом. Маше теперь об этой грустной соплячке и вспоминать не хотелось.
* * *
На этот раз отказываться от еды Маша не стала, с аппетитом расправилась с большой порцией макарон, не забывая о винегрете и бутербродах с сыром. Дана тоже немного поела, после чего пожаловалась на усталость и, поблагодарив Андрея за гостеприимство, расположилась на диване в гостиной. Заключив её ладонь в свои ладони, Маша примостилась рядышком на застеленном пушистым ковром полу. Дана закрыла глаза. Спустя минуту заговорила сонно:
– Я не была сама собой, когда схватила за руку того человека… Я ощущала себя диким зверем. Теперь помню, всё так и было. А сейчас внутри меня пустота, которую невыносимо хочется чем-то заполнить. Возможно, жизненной силой. Я боюсь, Маша. Боюсь, что убью кого-нибудь.
Маша стиснула её ладонь.
– Этого не случится!
– Ты так уверенно это говоришь, – из под века Даны выкатилась слезинка. – Я вот думаю… может, всё, что случилось, это расплата? Илья ведь тебе рассказывал про того наркомана… Он его убил. Это была страшная смерть. А я, когда об этом узнала, испытала злорадство. Я тогда ощутила себя почти счастливой, но это было какое-то тёмное счастье, гнилое. Это было что-то до дикости несочетаемое. И я ни разу не пожалела о том, что сделал Илья с тем подонком. Да и сейчас не жалею. Но я всегда боялась, что нас с Ильёй ждёт расплата. Никогда не могла отделаться от этого страха. И вот кара настигла нас.
Маше не нравилось, что Дана всё так усложняла, при этом пытаясь взвалить тяжесть вины на себя. Ей и без того сейчас было трудно, а она ещё и про расплату какую-то говорит. Но как её переубедить? Рассказать про дурацкую войну между странными мирами? Рассказать о том, что она и Илья всего лишь пешки в большой игре и закопанный заживо наркоман тут вообще ни при чём? Могла бы рассказать, но вместо этого произнесла простые, но, как ей казалось, самые правильные сейчас слова:
– Мы справимся, Дана.
– Конечно, справимся, – услышала она в ответ то, что и желала услышать. – Конечно, Машенька. Главное, мы вместе. У меня есть ты, а у тебя – я.
Через минуту Дана уснула. Маша погладила её по голове.
– Спи. А я буду рядом. Я всегда буду рядом, Дана, и ничего плохого с тобой не случится.
Скоро и она уснула, да так крепко, что не пробудилась, даже когда Андрей перенёс её на кровать. Ей снились Илья и Дана. Втроём они гуляли по зимнему лесу. Солнечные лучи пробивались сквозь ветви, искрился снег…
Глава двадцать восьмая
Пробудившись около полудня и ещё не открыв глаза, Маша ещё несколько сладостных мгновений пребывала под влиянием прекрасного сна. Ей хотелось вернуться в зимний лес и продолжить прогулку с Ильёй и Даной. Хотелось обмануться и поверить: этот сон и есть настоящая жизнь. Но веки разомкнулись, и перед взором предстала стена комнаты чужой квартиры, а искрящийся под солнцем снег и улыбки на лицах близких людей померкли в сознании. Грустно. Маша испытала чувство, словно её обокрали, при этом забрав всё самое ценное. Одна отрада: выспалась, как следует.
Она поднялась с кровати, проследовала в гостиную, где застала за чаепитием Дану и Андрея. Дана выглядела изнурённой, очевидно сон не был для неё подходящим лекарством. Однако Машу уже то обрадовало, что она не лежала сейчас на диване, как больная, ушедшая в себя, старуха. Вон, даже чай пьёт с печеньем и спину старается прямо держать. Борется. Видно же, что борется с обрушившейся на неё тяжестью.
Присоединившись к чаепитию, Маша узнала от Андрея новости: тот, как выяснилось, этим утром зря времени не терял. Пока она и Дана отсыпались, он съездил в офис охранной фирмы, заручился поддержкой трёх десятков сотрудников.
– Ребята проверенные, Илья их лично на работу принимал, – пояснил Андрей, не скрывая боевого настроя. – А ещё я сделал несколько звонков нужным людям, и сегодня в два часа в офисе намечено собрание. Прибудут представители мотоклуба, нескольких спортивных секций. Словом, соберутся наши с Ильёй друзья. Я когда рассказал им, что сделали сектанты, они были в ярости. Они обещали помочь, не раздумывая. Впрочем, иного я и не ожидал.
– У Ильи было много друзей, – задумчиво произнесла Дана.
– Много, – согласился Андрей. – Но не «было». Они и сейчас остаются его друзьями. И сегодня на собрании мы все вместе решим, как будет действовать.
Маша даже не заметила, как осушила чашку чая. Воображение рисовало искажённое страхом лицо Грыжи, и она наслаждалась этой картинкой. А ещё её радовало, что больше не было неопределённости. После слов Андрея размытый план мести обрёл чёткие черты. Да и сама идея мести словно бы раздулась, увеличилась в размерах, став чем-то масштабным.
Раздался звонок.
Андрей поднялся из-за стола, проследовал в коридор, бросив на ходу: «наконец-то!» Щёлкнул замок. С кем-то коротко переговорив, он вернулся в гостиную с клеткой, в которой находилось два кролика.
– Вот! Я подумал, Дана, что тебе без них не обойтись. Проявил, так сказать, инициативу. У меня знакомый кроликов разводит, ну, я и попросил его привезти парочку.
Дана была в растерянности. Зато Маша по достоинству оценила поступок Андрея. Дав волю эмоциям, она воскликнула:
– Это то, что нужно! Кролики!
– Жизненная сила, – прошептала Дана, с ужасом глядя на клетку. Её руки затряслись, дыхание участилось. – Смотрю на этих зверушек и… боюсь, опять потеряю над собой контроль, как в больнице. Мне их жалко.
Маша вспомнила, как когда-то хоронила убитых ей самой зверушек, и едва не плакала над их могилками. Сейчас всё это почему-то казалось глупостью. Неужели стала более жестокой? Похоже на то, ведь жалости к этим кроликам она сейчас не испытывала. Они для неё были всего лишь лекарством, которое должно помочь близкому человеку, и её это устраивало.
Она
