не думали, что в лодке кто-нибудь ещё жив.
— В таком случае мы поднимем лодку, — ответил инженер, — хотя никогда ещё не поднимали корабли с такой глубины. Но людей… — Он замолчал.
Все его поняли. Только комиссар посмотрел вопросительно и произнёс:
— Почему?
— Это займёт очень много времени. Кроме того, в нашей партии нет водолазов, которые работали когда-нибудь на такой глубине. Надо вызвать глубоководников.
— Товарищ комиссар, прошу слова, — сказал водолазный старшина Варивода.
— Пожалуйста.
— Я тоже никогда не спускался на такую глубину, но уверяю вас — спущусь на восемьдесят пять метров и буду там работать. Мои товарищи, молодые водолазы, сказали мне, что, если необходимо, готовы идти на сто метров в своих мягких скафандрах.
Комиссар взглянул на Вариводу и эпроновцев с гордостью, инженер — с сочувствием.
— Я понимаю вас, товарищи, — сказал инженер. — Я тоже спущусь с вами. Мы сделаем всё, что сможем, но не забывайте, что на этой глубине вы можете работать максимум один час, а поднимать вас придется пять часов. Эх, если бы нам… — Он замолчал.
— Что вы хотели сказать? — спросил комиссар.
— Инженеры делали опыты. Они заменяли азот воздуха гелием. Водолазы, получая вместо воздуха смесь гелия с кислородом, застрахованы от кессонной болезни и могут работать долгое время на больших глубинах. Но у нас солнечного газа нет. Во всяком случае, для этого он нужен в большом количестве.
В комнату вошёл радист и подал коменданту порта радиограмму. Комендант просмотрел её и затем прочёл вслух:
— «Штаб флота поручил организацию спасательных работ Эпрону. Общее руководство работами возлагается на командира эсминца “Буревестник” капитан-лейтенанта Трофимова. Всем органам Нар-комвода предлагается безоговорочно оказывать всестороннюю помощь спасательной партии. В распоряжение капитан-лейтенанта Трофимова выделяется пароход “Пенай”. Всю водолазную партию немедленно отправьте на место спасательных работ. Информируйте о ходе операций ежечасно».
— Совещание объявляю закрытым, — сказал комиссар, взглянув в окно.
Он заметил на мачте эсминца флаги. Этим сигналом его вызывали на борт. Должно быть, на «Буревестнике» уже получили ответную радиограмму.
В это время комендант порта поднял телефонную трубку и попросил связать его без всякой очереди с Зелёным Камнем. Комиссар понял, что комендант говорит с отцом Люды Ананьевой и вкратце сообщает ему последние новости. Дождавшись конца беседы, он попросил передать ему трубку.
— Профессор Ананьев? Здравствуйте. Да, это я. У меня к вам просьба: скажите, вы добываете гелий?.. В небольшом количестве? Уважаемый Андрей Гордеевич, нашим водолазам, которые будут поднимать лодку, для продуктивной работы на большой глубине необходим воздух, в котором азот заменен гелием… Да. Да. Ага… Мы вышлем вам баллоны с кислородом самолётом, немедленно… Спешите на Лебединый остров. Сегодня ночью «Буревестник» зайдет в Соколиную бухту и заберёт гелиевый воздух. До свиданья.
Комиссар повесил трубку и обратился к инженеру:
— Гелий есть. Надо немедленно раздобыть кислород в баллонах под давлением. Сколько возможно, отправим сейчас на «Разведчике рыбы». Остальное заберет с собой «Буревестник».
Инженер знал, какие необычайные трудности предстояло им испытать, но в его глазах мелькнула искра надежды.
— Распорядитесь не разгружать «Пенай», — сказал инженер коменданту порта, — и немедленно перенести на его палубу всё наше оборудование, в том числе и кессонную камеру.
Через тридцать пять минут в воздух поднялся «Разведчик рыбы», нагруженный баллонами с кислородом. Барыль летел один, без штурмана, чтобы взять больше баллонов. Петимко догонял его на «Буревестнике», вышедшем из порта через сорок минут после совещания. Через пятьдесят пять минут «Пенай» покинул Лузаны и вышел в открытое море, прямо к тому месту, где лежала пиратская подводная лодка.
Шхуна «Колумб» подходила к Лузанам. Рыбаки видели, как в воздухе пронёсся самолет, с бешеной скоростью промчался «Буревестник». Наконец они узнали старый «Пенай», который, выпуская целую тучу дыма, должно быть, изо всех старческих сил спешил по необычному для себя курсу.
6. ТЕРЯЮТ НАДЕЖДУ
Фонарик больше не светил. Батарея была израсходована. Люда сидела на постели в кромешной темноте. Девушка только что проснулась. Ей казалось, что кто-то стучит в дверь, но она, вероятно, ошиблась — тишина была мёртвой и неподвижной. Хотелось есть и пить. На ощупь она нашла бисквиты и графин с водой. В кармане лежали спички, но Люда не хотела их зажигать, чтобы зря не растрачивать кислород. Она знала, что до определенного момента кислород на подводной лодке непрерывно обновляется, а количество углекислоты не увеличивается. Это продолжается до тех пор, пока кислород выделяется из баллонов, пока работают собиратели углекислоты. В других помещениях корабля этот процесс уже давно прекратился. Об этом свидетельствовала смерть обитателей машинного и торпедного отделений. Завершился ли этот процесс в центральных помещениях лодки, Люда не знала наверняка, но догадывалась, что, должно быть, завершился — у нее болела голова, хотелось уснуть.
Возможно, это было от усталости. Девушка решила немного полежать, и если сон начнет уж слишком одолевать, бороться с ним. Она легла на кровать и вскоре почувствовала большую слабость, вялость; хотела встать, но не было сил; чувствовала, что теряет сознание. Вдруг её поразил какой-то шум и свист за дверью. Она подняла голову. «Неужели в центральный пост управления прорвалась вода?» Но очень скоро шум и свист прекратились.
Она уже представила себе центральный пост, наполненный водой, но в эту минуту услышала какое-то позвякивание, точно там кто-то шевелится. «Кто же это может быть?» Ясное дело, только раненый Антон. Чтобы узнать, в чём дело, Люда отворила дверь и прислушалась. Кто-то, тяжело дыша, полз в нескольких шагах от неё.
— Антон! Что вы делаете?
— Я впустил немного сжатого воздуха. У нас теперь не меньше двух атмосфер давления, зато мы прибавили кислорода примерно на сутки, если собиратели углекислоты еще будут работать.
Больше раненый ничего не сказал. Он пополз назад, в свою каюту.
Дышать стало легче, только в ушах появился лёгкий шум, будто их чем-то заложило. Люда поняла, что это усилилось давление на барабанную перепонку. Хотелось взглянуть на часы, узнать, сколько времени прошло с тех пор, как выброшен буй, но девушка не осмеливалась зажечь спичку. Она старалась не делать резких движений и даже дышать как можно медленнее, чтобы не увеличить расход кислорода. Лежала некоторое время неподвижно, но потом все же встала и принялась искать часы. Нашла их на стене каюты, рядом с маленькой полочкой, ощупала пальцами, но спичку зажечь так и не решилась. Искала способ открыть стекло и нащупать стрелки циферблата. Одновременно подумала, что надо бы завести часы: ведь если они остановятся, будет невозможно даже ориентироваться во времени.
Стеклянную крышку над циферблатом она открыла легко. Пальцы коснулись стрелок, определили маленькую и большую.
