цивилизация построена с её помощью. Но она также забирала у нас многое. То, чем мы все владели до того, как нынешние боги свергли властителей — наши чувства. Наши предки, лишенные магии, видели, слышали, чуяли и ощущали мир вокруг в разы лучше нас, без всякой магии. Такое глубокое освоение собственных чувств и позволяло им выжить в мире хищников. Сейчас эти знания позабыты и почти никем не практикуются.
И зря. Этот бессмертный — самый наглядный тому пример. Как вы думаете он безошибочно попадает по всем, кто пытается подкрасться к нему со спины? Как он обнаруживает тех, кто крадется к нему в невидимости? Этот человек владеет собственными чувствами на совершенно ином уровне нежели любой из вас. Вы даже представить себе не можете какие возможности это открывает.
— Как по мне, ему куда больше возможности даёт его ярость, — хмыкнул Семакур, глядя на то, как Вольный продолжает отправлять штурмующих на перерождение.
— Нет в нём ярости, мальчик. Ярость — это импульсивная эмоция со всеми вытекающими. Ты последователь Явы и должен знать, как они выглядят в бою: кричащие, шумные, с лицом, искаженным жутким оскалом. А теперь присмотрись к нему. Видишь? Лицо — словно застывший камень. После того рёва за весь бой он не произнёс ни звука. Его ведет другое чувство, слишком сильное чтобы твой бог смог овладеть им.
Ненависть. Такая сильная, такая глубокая, что у неё даже нет конкретной цели. Он просто уничтожает всё и всех, до кого может дотянуться, будто хочет уничтожить сам мир, в котором находится.
Лориус покачал головой.
— Прав был Лесник. Мир откуда вы, бессмертные пришли — такая же вонючая клоака, как и тот в который вас затянули наши боги.
— Почему вы пришли к такому выводу, господин Лориус?
Бывший егерь чуть повернул голову в сторону задавшей вопрос Ворожеи.
— Молодой юноша ненавидит окружающий мир так сильно, что даже моё старческое сердце содрогается от мощи его чувства. И этот же человек возвёл свою свободу в абсолют настолько, что даже сделал её частью собственного имени. Он не готов отдать даже её частичку, в обмен на возможности и богатства, предложенные ему Райшилом. Подумай, девочка, что может объединять эти две крайности и ты сразу всё поймешь.
На ладье воцарилась какая-то гнетущая тишина. Красный Шут чувствовал, что слова Лориуса быстро нашли понимание у остальных присутствующих, но от него их суть почему-то ускользала. Метрах в ста от них открылся очередной портал откуда вышла группа воинов, замерших прямо в воздухе — новость о месте появления Смертного Меча Асфеда уже разлетелась по империи. Событие, которое элита Райшила сочла недостойным личного присутствия, вдруг заинтересовало буквально всех.
— Боюсь, я не могу понять, о чем вы говорите, господин Лориус, — снова заговорила Ворожея спустя несколько минут.
— Всё ведь просто, — произнёс архимаг без привычных ему при подобных объяснениях издевательских ноток, — В вашем родном мире Вольный был рабом.
Носорог внимательно следила за продвижением группы Стальных Бизонов, огибающих эпицентр схватки, чтобы оказаться на противоположной стороне. Девушка глянула наверх — зрителей собралось порядочно, наверное, сотни две, а может уже и больше. И всё ради одного человека.
Она опустила голову вниз, снова найдя глазами чудовищную фигуру. Шёл седьмой час осады. Доспехов на нём уже не осталось. Всё тело утыкано стрелами, обломками копий, воткнутыми мечами и кинжалами, половина кожи — почернела от многочисленных заклинаний. Этот окутавший его огонь исцеляет его, поддерживает в нём жизнь даже в таком состоянии, но Носорог не могла представить почему этот игрок до сих пор сам не вышел из игры. Даже на десяти процентах всё пережитое — невероятный ком боли. Представлять, что у него полоска стоит как у неё в районе четверти не хотелось совсем. Даже если отбросить боль, столько сражаться без перерыва, в одиночку — у неё бы просто сдали нервы от такого напряжения. Хотя она очень сомневалась, что он находится во вменяемом состоянии.
Но, судя по всему, даже силы бога не безграничны. Он начал уставать, магия и удары стали слабее, медленнее. Они по-прежнему были смертельны для большинства игроков, которые уже несколько часов умирали под ударами его копья каким-то неведомым образом, пережившего такой длинный бой. Однако, у топов появился шанс избавиться от него. В то, что он воскреснет и продолжит также буйствовать не верил никто. Если такое случиться, то она точно забросит Дастриус.
— Готовы? — спросила она у стоящего рядом игрока.
— Ага, — с мрачным выражением ответил Таёжник.
— Ну тогда давайте начинать. Глыба уже на месте.
План был простой — дать Носорогу протаранить цель, подготовив всё для максимально мощного удара. Чтобы враг точно не поднялся. По сигналу простые игроки отступили и их место занял Таёжник с дружинниками. Задача у них была одна — обездвижить цель. Носорог в это время начала готовиться к напряжённой пробежке. С места она сдвинулась, как только отряд дружинников вступил в бой. Мана и боевая энергия растеклись по телу, усиливая каждый её шаг, сотрясающих каменистую почву всё сильнее с каждой секундой.
Чем ближе она подбегала, тем безнадежнее казалась затея, но в самый последний момент Таёжник вцепился обеими руками за запястье цели, резко дернув на себя, оставляя ту на траектории удара. В самый раз. Вся мана и боевая энергия, что были в её теле пошли в дело. Земля у неё под ногами взорвалась, мощный рывок отправил её вперёд.
Есть!
Она почувствовала, как рог на её шлеме вонзился в тело. Теперь финальный штрих — увеличить собственную массу для усиления удара. Остановка была резкой, как и всегда. Глыба справился на отлично, создав из камня стену достаточно толстую, чтобы она её не пробила. После такого удара подняться нельзя. Это как быть вбитым в стену несущимся поездом.
Она уперлась руками в каменную стену, чтобы отодвинуться. Голова, конечно, после такого гудела сильно. Наверное, поэтому она не сразу заметила, как на её шею сверху легла чья-то рука. Вторая схватила её за пояс — и вот она уже в воздухе.
Ледяной кол каким-то неимоверным образом пробил её доспех и на спине, и на груди. Боль была адская, ноги у неё сразу отнялись — видимо задело позвоночник. Её буквально насадили на ледяной кол. Картинка перед глазами была вверх тормашками, но она точно видела, как безымянный игрок берет в руки своё копьё и замахивается для удара.
Он сделал взмах с криком, от которого у неё душа в пятки ушла: в нём была такая боль, такая мука, что её собственные страдания показались ей какой-то шуткой. Яркая вспышка и рёв молний стали последним, что она услышала,
