Протяжно вздохнув, я велела:
— Неси домашнее платье. Наряжаться не стану.
— Слушаюсь, ваша милость, — ответила моя верная служанка и поспешила исполнить приказание.
Я не стала прихорашиваться, посчитав это излишним. Просто сменила ночное одеяние на вечернее домашнее платье и направилась в покои государя, куда меня сопроводил один из его лакеев. В коридоре, конечно же, никого не было, кроме гвардейцев, застывших на своих постах.
— Прошу, ваша милость, — лакей согнулся в поклоне.
Я кивнула ему и вошла в открытую моим провожатым дверь.
— Доброй ночи, Ваше Величество, — произнесла я тускло, глядя мимо короля.
Он стоял у окна в той же одежде, в которой отправился со мною в театр, только фрак и был снят и небрежно брошен на спинку одного из кресел. Сейчас мне казалось, что эта поездка была лет сто назад. Даже не верилось, что всего несколько часов назад государь возмущался, стоя в отведенных мне покоях, а после жаловался Дренгу на список тезисов, которые я заготовила. Словно это было и не с нами вовсе… Словно не было жаркого спора в карете, а после сотен взглядов, пожиравших нас перед началом спектакля. Словно всё это было грезой, навеянной полночным сном.
Еще несколько часов назад я видела перед собой… своего мужчину. Да, своего! Он был моим, пусть мы и не познали плотской близости. А сейчас передо мной стоял незнакомый человек, мысли которого мне стали непонятны и чужды. Тот, кто готов был к тому, чтобы я «сдохла». Без разбирательств, без попытки понять, без сомнений и отказа верить тому, что видит. Предатель…
— Доброй ночи, Шанриз, — наконец, отозвался государь и обернулся.
Он не сдвинулся с места, стоял и смотрел на меня, а я чувствовала, как меня подводит самообладание. Подбородок задрожал, но я прикусила губу, чтобы так не позволить себе расплакаться от боли, раздиравшей меня, и от глубочайшей обиды, а еще от разочарования.
— Шанни…
И я отвернулась, более не в силах глядеть даже в его сторону.
— Позвольте мне уйти, государь, — глухо произнесла я, всё еще надеясь скрыть подступившие слезы.
Его шаги я слышала, но не обернулась, только вздрогнула, когда руки монарха легли мне на плечи. Поморщившись, я попыталась вывернуться, но король обнял меня и прижался лбом к затылку:
— Не отпущу, — с мукой произнес он. — Никогда.
— Вы поверили, — с дрожью в голосе ответила я и ощутила, как гнев, всё это время теплившийся, разгорается всё сильней. Он охватил саму мою душу, и я закричала: — Вы поверили!
— Не отпущу, — только и повторил монарх.
Слезы, столько сдерживаемые, наконец хлынули по моим щекам, я забилась, пытаясь вырваться, но объятья государя стали лишь сильней, а потом он рывком развернул меня и обхватил лицо ладонями. Жадный взгляд заметался по моему лицу, на миг задержался на губах, и монарх склонился. Его губы заскользили по скулам, по щекам, по подбородку, по глазам — король пил мои слезы.
Я перестала вырываться, опустила веки и стояла, терпеливо снося эту ласку. Гнев, только что клокотавший во мне, сменился безразличием. Я просто ждала, когда он отпустит меня. Не отпустил. Ладонь государя легла мне на талию, вторая на затылок, и моя голова оказалась прижата к его плечу.
— Прости, — негромко и хрипло произнес он.
— За что? — спросила я в ответ. — За то, что поверите кому угодно, лишь бы утвердиться в моем коварстве? Или же за то, что желали мне смерти?
— Проклятье, — тихо выругался государь. — Тебе не должны были этого рассказывать. Я бы не причинил…
Я покривилась. Мне не нужно было лгать, потому что я была у особняка моих родителей, когда приехал монарх. Я помнила его испытующий взгляд, а еще то, насколько ему было важно получить подтверждение, что мы с герцогом не были близки, что это и вправду похищение. Но он даже не задал вопроса, цела ли я? Он готов был отвести меня назад в особняк и устроить допрос. Обо мне позаботились Дренг, Гард и Нибо Ришем. Но не король…
— Шанни, — позвал государь, — милая моя, дорогая девочка… Любимая…
— Нет! — вскрикнула я и с силой оттолкнула венценосца. Мы замерли друг напротив друга. В его глазах появилось упрямство, в моих, наверное, тоже. Я сжала кулаки и ожесточенно мотнула головой: — Не лгите. Не лгите, Ваше Величество, вы не любите и не любили меня. Я всегда оставалась для вас дичью, и всё, что было важно, это не позволить другому охотнику завладеть вашей добычей.
— Ты сама не понимаешь, что говоришь, — мягко ответил король, но я вновь мотнула головой:
— Нет, — повторила я. — Я понимаю. Наконец, я всё отлично понимаю. Я была для вас непокоренной крепостью, и тем интересна. Но как только враг подошел к стенам бастиона, вы предали меня.
— Ваша милость, — тон короля стал жестче. — Не стоит…
— Но это так! — воскликнула я. — Как еще расценить вашу веру в мое вероломство? Разве же я давала повод? Разве же была ветреной, легкомысленно или в моих правилах кокетничать? И даже если бы я была к вам равнодушной, то не стала бы терять доверие из-за глупой интрижки, когда вы столько всего сделали для меня…
Государь шагнул ко мне и заглянул в глаза:
— А ты неравнодушна? Ты сказала, даже если бы была равнодушна… Значит, это не так?
— Еще несколько часов назад я бы ответила вам, что никогда не была к вам равнодушной. С первого дня, с того мгновения, когда встретилась с вами взглядом на аллее в парке моих родителей, я была поражена и впечатлена. После и вовсе увлеклась и среди летней ночи грезила о вас. Затем страдала от вашей холодности и молчания. Еще недавно мне было хорошо рядом с вами, я ощущала в вас родную мне душу, дорогого и близкого человека, а еще мужчину… своего мужчину…
— Шанни…
— Но с той минуты, как между мной и похитителями вы выбрали похитителей, я… Мне так больно, так обидно… — Я подняла голову, чтобы удержать новые слезы, уже повисшие на ресницах, выдохнула, а затем посмотрела на монарха и с неожиданным спокойствием повторила: — Вы предали меня, Ваше Величество.
Король накрыл мой рот ладонью, не позволив продолжить. Его глаза лихорадочно полыхнули.
— Теперь всё изменится, Шанриз. Всё будет иначе, клянусь. Завтра утром мы проснемся и увидим, что за окном рассвет, и от ночных кошмаров не осталось и следа. Ты увидишь, я обещаю…
Ответить я не успела, потому что в дверь постучались. Государь не обратил на стук внимания, он рывком прижал меня к себе, зарылся пальцами в волосы и, склонившись к уху, зашептал:
— Я научусь доверять, верь мне. Я сделаю тебя счастливейшей…
— Ваше Величество! Мой дорогой племянник!
Этот голос был столь неожиданным здесь и в эту минуту, что опешила не только я. Государь на миг сжал объятья сильней, а затем отстранился.
— Примите вашу тетушку, Ив, — потребовала герцогиня Аританская.
