— Я… следила за вашим любовником… простите, за человеком, который следовал за вами, дошла до Клиники Сакаки, а оттуда попала в бар под названием «Ла Панса». Со мной был мой друг Андо, он уговаривал на этом закончить, но меня не отпускало беспокойство и, расставшись с ним, я вновь вернулась в «Ла Пансу».
Это было ночью четвертого июля.
— Когда я вошла в бар во второй раз, хромого уже не застала, там не было никого, кроме хозяина «Ла Пансы». Он был сильно пьян, но встретил меня радушно. Это и был Кадзуки Мурасита.
Мисао, как бы между прочим, спросила его о хромом посетителе, Кадзуки назвал его имя и сказал, что завтра вечером он наверняка придет вновь.
— Не знаю, зачем тебе Саэгуса, но если нужен, приходи, познакомлю.
В этот момент в бар неожиданно вошла еще одна посетительница. Молодая девушка. Густо накрашенная, она не производила впечатление пьяной, но не вполне уверенно держалась на ногах.
— Слишком слабое, совсем не в кайф! — возмущенно крикнула она Кадзуки, совершенно игнорируя Мисао.
Кадзуки, хихикая, взглянул на Мисао, затем перевел взгляд на девушку.
— Чего ты хочешь, — сказал он, — это же первый уровень, раз-два и кончено.
— Какая-то я вялая.
— Пойди в подсобку, проспись.
Мисао стало любопытно.
— Что это значит — «первый уровень»? — спросила она.
Кадзуки ответил:
— Балдежная игра, затягивает страшно!..
Его слова как-то странно задели Мисао.
На следующий день, в воскресенье, отпросившись с работы, Мисао вновь пришла в «Ла Пансу». Было еще рано, и бар оказался закрыт. Робея, она топталась поблизости, как вдруг подошел Саэгуса.
— Он скрылся в баре и вышел приблизительно через час. Я вновь последовала за ним. По пути он всего раз, будто что-то заподозрив, обернулся, но я успела спрятаться.
— Куда он шел?
— В Синдзюку. Поднялся на крышу универмага. Ни с кем не заговаривал. Просто бродил бесцельно.
Мисао решила подойти к нему поближе. Но попытка завязать разговор не увенчалась успехом, он ее проигнорировал и вскоре ушел.
— Я поспешила за ним, но сразу же потеряла из виду. На следующий день я пришла в «Ла Пансу» с наступлением темноты. Вы наверно решите, что это глупо, но я никак не могла успокоиться. Что это за человек? В каких он с вами, госпожа Сингёдзи, отношениях? Что ему от вас нужно? Эти вопросы преследовали меня днем и ночью.
— Дурочка, — сказала Эцуко.
Но мысль о том, что Мисао так сильно за нее волновалась, не могла оставить ее равнодушной.
В тот вечер в баре вновь был один Кадзуки. Мисао редко захаживала в подобного рода заведения, но и она понимала, что этот бар какой-то особенный. Непохоже, чтобы его использовали только по прямому назначению. Хозяин, Кадзуки, постоянно пьян, а кроме него нет никого, кто бы обслуживал посетителей.
— Кадзуки предложил мне кока-колу и немного со мной поболтал. Сказал, что Саэгуса сегодня не придет, и предложил развлечься с ним. Я испугалась и убежала. После этого какое-то время не приближалась к «Ла Пансе». Пыталась выбросить из головы. Но, увы, не могла. Даже когда вам звонила, будто ком стоял в горле… Не могла ни на чем сосредоточиться. Все кончилось тем, что я вновь направилась в «Ла Пансу».
— Это было двадцатого июля? — спросила Эцуко.
— На следующей неделе, в пятницу, кажется, да…
Кадзуки встретил Мисао радушно, точно ждал ее. Сказал, что сегодня обещал быть Саэгуса.
Саэгуса явился ближе к полуночи. Взглянув на Мисао, он недовольно нахмурился и сказал:
— Кажется, девочка, я тебя где-то видел.
Мисао прервала рассказ и несколько раз провела языком по пересохшим губам. Потупилась, глядя на колени.
— Я не стерпела и сразу все выложила. Что следила за ним, что хотела узнать, зачем он наблюдает за госпожой Сингёдзи… Саэгуса пришел в ярость.
Сакаки, который все это время молчал, прервал ее:
— Он боялся за вас, боялся, что вы окажетесь замешанной в это дело.
Мисао кивнула, не поднимая головы.
— Он был в такой ярости, что мне стало страшно. «Что странного в том, что я знаком с Сингёдзи! Я не заметил твоей слежки, и мне плевать, чем ты руководствовалась! Сейчас же убирайся!»
— И что дальше?
— Он скрылся в подсобном помещении. Я, разрыдавшись, выскочила на улицу. Кадзуки догнал меня и стал утешать. Говорил, что хочет загладить свою вину и предлагал сводить в ресторан. Я была так потрясена стычкой с Саэгусой, так взвинчена, что пропускала его слова мимо ушей. Когда опомнилась, мы уже сидели вдвоем в каком-то баре или кафе. Он сказал, что у него нет настроения возвращаться домой. И тогда я — сейчас мне это кажется странным — стала рассказывать ему о себе. Какой я пропащий человек, что, если этот Саэгуса расскажет обо всем госпоже Сингёдзи, она меня возненавидит и я опять осиротею. Кадзуки пытался меня успокоить, обещал как-нибудь все уладить.
— Он тебя напоил? — спросила Эцуко.
Мисао кивнула. Эцуко решила про себя, что она этого так не оставит. Поступил как последний мерзавец — подпоил девочку и обманул!
Машина уже тащилась черепашьим шагом. Вокруг стояла кромешная тьма, иногда порыв ветра доносил шелест листвы. Впереди горели задние фары машины Кадзуки.
Мисао стала рассказывать торопливо, точно спешила признаться во всем, пока хватает смелости.
— Он сказал: «Слушай, мне кажется, ты себя недооцениваешь». «Я себя ненавижу», — ответила я. «Но страстно желаешь себя полюбить», — усмехнулся он. И вдруг предложил: «А ты не хочешь сыграть в игру, в которой ищут себя? Это забавно. Кстати выяснится, можешь ли ты полюбить свое вновь обретенное «я». Рискнешь?»
Мисао подняла глаза.
— Он сказал, что игра называется «Новый уровень».
— И ты согласилась?
Мисао кивнула, прикусив губу.
— Я во всем виновата…
— Тебя просто обманули.
Притихшая Юкари нетерпеливо дернула Эцуко за рукав.
— Ну же, что это за игра «Новый уровень»?
Эцуко тоже хотелось знать. Она как раз собиралась задать этот вопрос. Молча посмотрела на Мисао.
Та тяжело вздохнула.
— Кадзуки сказал, что есть один препарат, совсем не опасный…
— Все ясно…
Из глаз Мисао брызнули слезы.
— Благодаря этому препарату на определенный срок впадаешь в амнезию.
Эцуко невольно закрыла глаза.
— А затем шляешься по городу. Как будто начинаешь жить заново, с чистого листа, берешь себе вымышленное имя, общаешься со случайными людьми, ничто тебя не сковывает… Когда действие препарата заканчивается, память возвращается. Но препарат не может полностью уничтожить прежнее «я», время от времени оно напоминает о себе. И вот ты подбираешь эти обрывки памяти, сравниваешь со своим нынешним состоянием, сопоставляешь, связываешь в одно целое и в конце концов, когда действие препарата прекращается и ты возвращаешься в себя прежнего, возникает ощущение, что обрел свое заблудшее истинное «я». Так говорил Кадзуки.
