Око, которое оставалось до этого холодным и мертвым, вдругвспыхнуло ярким пламенем, а меч райвенских королей засветился, и склеп озарилоярко-голубым светом. Гарион устремился вперед, вытянув меч, чтобы принять нанего смертельный удар, который уже обрушивался на тетю Пол. Таким образом,словно ударили в огромный колокол, и звон этот продолжительным эхом отразилсяот железных стен. Меч Торака, отброшенный пылающим клинком, ударился о каменныеплиты пола и высек целый сноп искр. Единственный глаз бога широко раскрылся,когда он с первого взгляда узнал райвенского короля, пылающий меч и сверкающееОко Олдура. Гарион понял по этому взгляду, что Торак уже позабыл о тете Пол и чтовсе внимание изувеченного бога теперь сосредоточилось только на нем.
– Итак, ты пришел наконец, Белгарион, – мрачноприветствовал его бог. – Я ожидал твоего прихода с самого начала времен.Твоя судьба ожидает тебя здесь.
Привет тебе, Белгарион, и прощай! – Торак отпрянулназад и нанес сокрушительный удар. Но Гарион, даже не успев подумать, поднялсвой меч, и опять склеп огласился звоном сошедшихся клинков.
– Ты всего лишь мальчишка, Белгарион, – сказалТорак. – Разве ты сможешь противостоять могуществу и непобедимой волебога? Подчинись мне, и я пощажу твою жизнь.
Вся воля бога энгараков была направлена на него. Гарионполностью осознал теперь, сколь тяжела была борьба тети Пол. Он ощущал ужасноедавление. Силы юноши истощались, но внезапно из глубины всех минувших веков нанего обрушился хор голосов, выкрикивавших одно единственное слово: «НЕТ!» Всепредшествовавшие жизни сосредоточились в одном этом мгновении, и теперь этижизни влились в него. Хотя он один держал в руке меч Райве Железной Хватки,Белгарион Райвенский не был одинок, и воля Торака не могла сломить его.
Одним движением, в котором соединились вызов и отказподчиниться, Гарион опять поднял свой пылающий меч.
– Тогда да будет так! – взревел Торак. –Смерть, Белгарион!
Сначала это показалось игрой мерцающего света, которыйозарял гробницу, но не успела мелькнуть эта мысль, как Гарион увидел, что Торакдействительно начал расти, раздаваясь во все стороны. Со страшным тоскливымзвуком он прорвал заржавленную железную крышу своего склепа и устремился вверх.
И опять, не задумавшись даже на мгновение о том, как этосделать, Гарион тоже стал увеличиваться в объеме и тоже пробил потолок,раздвигая плечами древние развалины.
И вот на открытом воздухе, под вечной тучей, закрывающейнебо, среди покрытых плесенью руин Города Ночи встретились лицом к лицу двапротивника-колосса.
– Все условия выполнены, – проговорил бесстрастныйголос устами Гариона.
– По-видимому, так, – произнес другой, лишенныйвсяких эмоций голос, говоривший стальными устами Торака.
– Хочешь ли вовлечь в это дело других? – сказалголос, исходивший от Гариона.
– Едва ли это необходимо. Эти двое сами способнысделать то, что им предопределено.
– Тогда пусть все здесь и решится.
– Согласен.
При этих словах Гарион почувствовал, что невидимые путыспали с него.
Торак, также освобожденный, поднял Крэг Гор и зарычал отненависти сквозь плотно сжатые зубы.
Битва была страшной. Скалы шатались от неимоверной силыударов. Меч райвенского короля плясал в голубом пламени, а Крэг-Гор, клинокТорака, при каждом ударе сгущал вокруг себя тьму. Без мысли, без чувств,ведомые только слепой ненавистью, Гарион и Торак наносили и парировали удары,сокрушая все вокруг себя. Над разрушенным городом пронзительно свистел ветер,сверкали молнии, земля качалась под огромной тяжестью гигантов. Гролимы,устрашенные битвой колоссов, разгоревшейся внезапно рядом с ними, бежали, вопяот ужаса.
Удары Гариона были направлены на обожженный бок Торака, ибог Тьмы отступал от огня Ока при каждом ударе пылающего меча, но и теньКрэг-Гора смертельным холодом пронизывала Гариона всякий раз, когда мелькаланад ним.
Силы их оказались более равными, чем это мог к представитьсебе Гарион.
Преимущество Торака исчезло, когда оба они стали необъятноогромными, а неопытность Гариона уравновешивалась увечностью Торака.
Но Гариона подвела неровность почвы. Отступая под внезапнымшквалом тяжелых ударов, он почувствовал, что наступил на груду камней, которыерассыпались и покатились под его ногами. И, несмотря на все попытки сохранитьравновесие, Гарион упал.
Единственный глаз Торака торжествующе сверкнул, когда онзамахнулся Крэг-Гором. Но Гарион, схватив свой меч обеими руками, поднял егопылающий клинок навстречу удару. Мечи сошлись, на Гариона обрушился целый водопадискр.
Торак опять занес Крэг-Гор, но на его стальном лицепромелькнуло какое то странное желание.
– Уступи! – прорычал он.
Гарион смотрел на возвышающуюся перед ним исполинскуюфигуру, и мысли его обгоняли друг друга.
– У меня нет желания убивать тебя, мальчик, –сказал ему Торак почти ласково. – Уступи, и я подарю тебе жизнь.
И тут Гарион понял. Его враг пытался не убить его, он всемисилами старался заставить его уступить, подчиниться ему. Тораком руководилостремление к власти! Именно в этом и заключался весь смысл борьбы между ними!
– Отбрось свой меч, Дитя Света, и склонись передомною, – приказал бог, и все силы его разума обрушились на Гариона – Я нестану этого делать, – выкрикнул, тяжело дыша, Гарион, изо всех силсопротивляясь этому страшному принуждению. – Ты можешь убить меня, но я неуступлю!
Лицо Торака снова исказилось, как будто от отказа Гарионаего вечная мука еще больше усилилась.
– Но ты должен! – Торак почти рыдал. – Ты жебессилен передо мною!
Подчинись мне!
– Нет! – крикнул Гарион и, воспользовавшисьзамешательством Торака, который получил отказ, выкатился из под тени Крэг Тораи вскочил на ноги.
Теперь все стало ясно, и теперь он наконец знал, какпобедить.
– Слушай же меня, изувеченный и презираемый бог! –процедил сквозь зубы Гарион. – Ты – ничто. Твой народ боится, но не любиттебя. Ты пытался обманом заставить меня полюбить тебя, ты старался заставитьтетю Пол полюбить тебя, но я отказываюсь от тебя так же, как сделала это она.Ты – бог, но ты – ничтожество. Во всей Вселенной нет ни одного человека, ниодного существа, которое любило бы тебя. Ты одинок и опустошен, и даже еслиубьешь меня, все равно победителем окажусь я. Нелюбимый и презираемый, тыбудешь выть над своей ничтожной жизнью до скончания веков.
