— Какие… «Вар-Вар», или как их там…
— Хорошая шутка! Жить будешь!
— Хватит паясничать-то! — оборвал Мамонт. — Я не шучу…
— Ну ты даёшь, Мамонт! — искренне изумился Иван Сергеевич. — Нашёл сокровища и впал в депрессию? Расстроился, бедный?
— Я, Иван, не нашёл… Я всё потерял.
— Ничего не понимаю!
Русинов поднял на него горящие глаза, спросил тихо:
— У тебя водки случайно нету? Выпить хочу, а не дают…
— Есть, купил для вида, — признался Иван Сергеевич. — Даже шампанское есть!
— Так давай, чего молчишь! — что-то вроде радости промелькнуло в его лице. — Пока Варги нет…
— А кто такой Варга?
— Не кто такой, а кто такая, — поправил Мамонт. — Старушка моя, Любовь Николаевна…
— Странная фамилия, — Иван Сергеевич достал из рюкзака бутылки и булку хлеба. Надо было отвлечь его малозначащим разговором.
— Это не фамилия, — Мамонт поставил на стол два стакана. — Это титул. Кто носит соль — Авега, кто ходит под землю — Варга…
Иван Сергеевич налил водки по четверти стакана, однако Мамонт взял бутылку, долил по полному.
— Ты сопьёшься, брат, — заметил Иван Сергеевич.
— Но я же хоть и изгой, да не половинкин сын, — пробурчал Мамонт.
— Ну что, пьём за сокровища? — спросил Иван Сергеевич, поднимая стакан.
— Пошли они, эти сокровища, — мотнул он головой. — Давай за встречу, что ли…
Мамонт пожадничал, отпить смог лишь половину стакана, и то с мучением — вталкивал, вгонял в себя горькую, солоноватую водку. Потом, как алкоголик, отщипнул хлеба, занюхал, но есть не стал.
— И водка не лезет, — прокомментировал он. — Ничего теперь не лезет… И так пусто на душе! Вроде и сердце не бьётся. Слушаю — не слышу. А в голове — пожар… Эх, Ваня!
— Значит, «сокровища Вар-Вар» всё-таки существуют? — осторожно спросил Иван Сергеевич.
Он подумал, глядя в стол, снова помотал головой:
— Нет, меня обманули… Или я сам себя обманул, не знаю, не могу разобраться. Подвели к дверям, открыли — ещё верил, надеялся, а как ступил за порог и пошёл по залам — всё и пропало. И вера, и надежда, и… Нет, только, пожалуй, любовь и осталась. Да и она вот исчезла…
Он сделал глоток из стакана, поморщился, отдышался. Иван Сергеевич терпеливо молчал.
— Как мальчишку меня обманули… Я ведь слово дал, отказался от всего! От своих гипотез, от убеждений… Теперь уехать должен отсюда навсегда, чтобы не раздражать гоев.
— А кто это — гои? — спросил Иван Сергеевич, чтобы поддержать разговор.
— Все, кто не изгои, — вздохнул Мамонт. — Гумилёв их назвал пассионариями. Это когда они его наказали, чтоб не говорил лишнего. Видел мою старушку? Вот она и есть… Я ей по гроб обязан! Уговорила, чтобы оставили меня здесь до двадцать девятого августа.
— Почему именно до двадцать девятого?
— Ты что, забыл? — вытаращился на него Мамонт. — Инга же Чурбанова приедет! Ей восемнадцать исполняется.
— О да! — воскликнул Иван Сергеевич и умолк: навязчивый этот возглас прочно утверждался в мозгу и на языке.
— Хотя, возможно, и это напрасно, — сник Мамонт. — Ну приедет, встретится, а дальше? В эту пещеру я больше не ходок. Там мне делать нечего… А если ещё Ольга не найдётся, застрелюсь к чёртовой матери. Я же больной стал, Иван. Эх, меня Авега предупреждал! Не ходи, не разрушай мечту!.. Нет, попёрся, дурак! А там одно золото.
— Неужели одно золото?
— Ну, не одно!.. Камни там, алмазы в воде лежат… Да что толку?
— Что же ты, Саня, искал тогда столько лет? — усмехнулся Иван Сергеевич. — Сокровища есть сокровища. Хоть хазарские, хоть «Вар-Вар».
Мамонт аж подскочил — психика была неустойчивой, нервы шалили…
— Нет уж, Иван Сергеевич! Ты глухой, старый пень! Послушай, как звучит — со-кровища! Слышишь? Самое сокровенное!.. Да неужели это только золото?.. Не верю! — грохнул кулаком по столешнице и как бы сам испугался грохота. — Ну да, я подозревал… Но до самого конца чувствовал: что-то ещё должно быть, кроме золота! Ну, что-то такое!.. Понимаешь? Какое-то другое богатство! Откровение, что ли. Ценности для разума! Со-кровище!
— Ты и сам не знал, что ищешь, — определил Иван Сергеевич. — Потому и сказать не можешь.
— Да, Вань, скорее всего, так и есть, — согласился он и залпом домучил стакан с водкой. — Знаешь, я в юности часто влюблялся с первого взгляда. Раз триста. Увижу — и наповал, а подойти робею. Потом хожу, ищу… И однажды, представляешь, нашёл! Второй раз встретил!.. И подумал: а чего это я в неё тогда втрескался? Что в ней особенного-то? Да ничего. Вся любовь вмиг и пропала…
— Вот у нас с тобой и мужской разговор начинается, — похвалил Иван Сергеевич. — Гусарский, про баб…
— Но у меня факты есть, Вань! — шёпотом воскликнул Мамонт, пропустив реплику мимо ушей. — Там в одном зале отдельно лежат сокровища Ивана Грозного. Ну, помнишь свою «Опричнину»?..
— Неужели они там? — Ивана Сергеевича отчего-то пробрал озноб.
— Да там, где им ещё быть, — отмахнулся Мамонт. — Не в этом дело. Кучи золотых изделий, кожаные мешки с яхонтами, изумрудами… И знаешь, чего там не хватает? Самого главного!
— Чего?
— Библиотеки! — нервно засмеялся Мамонт. — А это было главным сокровищем Ивана! Вопрос — где она? Почему не вместе с золотом?
— Библиотека может быть и в другом месте, — предположил Иван Сергеевич. — Золото — к золоту. Книги — к книгам.
— Правильно! Но где они, книги?
Иван Сергеевич не ответил на риторический вопрос. Новость о сокровищах Ивана Грозного вышибла на какое-то время из контекста разговора. Слишком близко ещё была «Опричнина»…
— Ёлки-палки, — тихо изумился он после паузы. — Вот она где оказалась… Казна опричнины, возможное могущество Руси, сверхимперия…
— Там, Иван, на самом-то деле есть чему подивиться, — проговорил задумчиво Мамонт. — Только вот книг — нет…
— Ну чему, например?
— Что — чему?
— Подивиться-то чему?
— А-а… Ну, есть там жертвенные чаши, какие-то огромные сосуды из чистого железа, золотая ладья, быки из листового золота… Работа, конечно, потрясающая… Оружие, доспехи, посуда… Там ведь целые завалы! Надо смотреть, изучать. Конечно, всё это интересно… Всё колчаковское золото там так в нераспакованных ящиках и лежит. Знаешь, и подобная бесхозяйственность, даже там. Всё свалено в кучах, как металлолом в чермете. Мне старичок гой говорит: когда-то порядок был, следили, да лет двести назад сильный подземный толчок был, всё и повалилось. А иную вазу с пола поднять да на камень поставить — человек пять надо… Но это так, оправдание. Золото партии как привезли, в гору свалили, так и лежит.
