Неподалеку лежали тела отца и сына Зильберманов. Вечно хмурое лицо старика Рудольфа наконец разгладилось и теперь выглядело умиротворенным. Рядом находились весельчак Ким, у которого всегда можно было найти что-то запрещенное, и скромный литовец Юргис Жукаускас. Все эти погибшие стали для Оксаны символом того, что совершенно разные люди могут быть героями, несмотря на то, что в мирное время ничем не выбивались из общего потока.
Но вот взгляд Оксаны переместился на тела Эрики и Юрия Воронцовых. Оба в ту роковую минуту находились в лабораторном секторе, и Кристоф извлек их трупы из- под руин практически одновременно. Было даже странно, что эти двое продолжали общаться, несмотря на жесткую позицию Полковника — игнорировать свою непутевую дочь. Сейчас же их отец стоял напротив Дмитрия и невидящим взглядом смотрел на своих детей. За эти несколько дней мужчина заметно постарел: боль утраты глубокими морщинами отразилась на его прежде моложавом лице.
Иногда Оксана замечала, как Полковник поднимает глаза и пристально смотрит на Дмитрия, вот только по его взгляду нельзя было прочесть, о чем он сейчас думает. Девушка опасалась, как бы отчаявшийся мужчина не начал обвинять во всем случившемся Лескова, потому что кто-то из людей уже рассмотрел в Дмитрии виноватого.
Таких было немного, но именно они уверенно твердили, будто Барон покинул станцию нарочно, при этом забрав с собой мощнейшего «телекинетика». Но Оксана этому не верила. Она уже убедилась в том, что Дмитрий далек от того идеала, которого она сама себе нарисовала, но он бы никогда не оставил своих друзей. Сейчас, глядя на него, измученного и опустошенного, девушка не могла не сочувствовать его утрате. Да, она откровенно ненавидела Воронцову, считая ее самодовольной стервой, однако ни в коем случае не желала ей подобной участи. Оксана всего лишь мечтала поставить ее на место.
Подходить к Дмитрию после отпевания девушка не стала. Люди и так окружили его, выражая свои соболезнования, но Лесков толком не реагировал на них. Он желал поскорее укрыться от разговоров, которые буквально раздирали его незажившие раны. Три дня, проведенные в пустом кабинете наедине с бутылками, не то что не залечили, напротив, еще сильнее ухудшили состояние Дмитрия. Когда погиб Олег, он изо всех сил пытался занять себя, грезил мечтами о расправе над его убийцами, в конце концов цеплялся за Бранна, который рассказывал ему о полукровках. Сейчас же дел было гораздо больше, вот только Дмитрий мечтал только о том, чтобы поскорее забиться в яму своего спасительного одиночества.
Наконец, когда Лесков уже собирался было вернуться в свой кабинет, к нему обратился тот, кого Дмитрий меньше всего ожидал рядом с собой увидеть. Полковник приблизился к нему, минуя стоявших неподалеку Ивана и Рому, после чего несколько секунд молча смотрел ему в глаза. И, наверное, впервые Лесков не выдержал этого взгляда. Боль Воронцова была эхом его собственной, и Дима опустил голову, готовый услышать всю ненависть, которая скопилась в сердце этого глубоко несчастного человека.
— Я знаю, что она любила тебя, — тихо произнес Полковник. — Всегда знал, но из- за своего упрямства не хотел принимать очевидное. Теперь ее не стало, а я так и не успел попросить у нее прощения. Возможно, если я попрошу его у тебя…
Голос мужчины дрогнул, когда он заметил, что на глаза Дмитрия снова наворачиваются слезы.
— Мне не за что вас прощать, — отозвался Лесков, наконец заставив себя посмотреть на Полковника. — Я бы тоже не хотел, чтобы моя дочь связалась с человеком вроде меня.
Губы военного тронула горькая улыбка.
— Я был уверен, что ты нарочно с ней путаешься. Мне на зло. И даже Юра не мог переубедить меня в обратном. Только сегодня до меня наконец дошло, что ты тоже ее любил… Прости меня, если сможешь.
— Тогда и вы… Простите меня.
Полковник слабо улыбнулся, после чего его ладонь мягко коснулась плеча Дмитрия. В этом недолгом прикосновении было все: и признание собственной вины, и долгожданное прощение. Затем военный неспешно направился прочь.
Спустя несколько часов он застрелился.
КОНЕЦ СЕДЬМОЙ ЧАСТИ
