Женя достает из сумочки пистолет, направляет на пол и нажимает на курок.
– Ой! – вскрикивает Анжелика, но выстрел не производит разрушительных последствий. Паркет цел. На полу расплывается кровавое пятно.
– Прикольно, правда?
– Да… а что это?
– Пистолет-прикол. Ты всегда можешь подойти к церкви и выстрелить в разлучницу, понимаешь? Она с пятном на платье, день испорчен, а может, она еще и обделается от страха. И не будет у нее красивой свадьбы. А может, и вообще ее не будет, примета-то плохая. Анжелика захлопала в ладоши.
– А это не опасно?
– Можешь в меня выстрелить. Я только клеенку возьму, чтобы платье не заляпать, – пожала плечами Женя.
Попробовали и на Жене, и на Анжелике… несильный толчок, но и только. И краска.
Гадкая красная краска, которая намертво испортит любую одежду, а уж тем более свадебное платье. Да и кожу тоже… у Анжелики на плече осталось пятно, в том месте, куда попали брызги.
– Какая прелесть! – Анжелика сверкнула глазами. – Беру!
– А мне с тобой можно?
– Зачем?
– Не тебе же одной насолила эта гадина! – прошипела Женя, сжимая кулачки.
Аргумент был принят.
Завтра с утра обе девушки поедут к загсу. Дождутся там, пока Малена и Давид выйдут, и Анжелика выстрелит прямо в невесту.
Испорченное платье, свадьба, день…
Поделом этой дряни!
Поделом!!!
Глава 14
День свадьбы.
Для кого-то это важно, для кого-то рутинное мероприятие.
Для Матильды скорее второе, но для Марии-Элены, не испорченной гласностью, демократией и сексуальной (прости господи!) революцией, возможно только первое. Свадьба может быть только одна, девушка только один раз может подарить свою девственность, и на всю жизнь. Навсегда.
– Какая же ты красавица. Жаль, Маечка не дожила, не порадовалась…
Тетя Варя говорила совершенно искренне. И на свадьбу она, кстати, была приглашена. Равно как и ее дети. Не все приедут, но Малена не останется одна в этот день. Рядом будут те, кто знал ее в детстве, ее близкие, ее друзья…
Платье выглядело простым, но безукоризненным. И прическа – парикмахер ушел два часа назад, оставив Малену с обычным узлом на голове, но как-то так хитро уложенным, что и фата, и корона смотрелись равно хорошо. А потом настала очередь визажиста и мастера ногтевого сервиса. Впрочем, чувства меры Малена и в этом случае не потеряла и казалась почти ненакрашенной. И суперкогти Росомахи она себе сделать не позволила, даже если это последний хрюк моды.
Тете Варе тоже перепало от их забот, и сейчас она выглядела лет на десять моложе и очень довольной.
– А как мне жаль, – тихо сказала Матильда. Сейчас в зеркало смотрелась именно Матильда. – Столько всего случилось за это время. Прадедушкино наследие, родственники, свадьба… все бы отдала, лишь бы бабушка сейчас была жива и рядом.
Тетя Варя приобняла ее.
– Ты не одна, девочка. Ты – не одна.
– Знаю.
Кто сказал это слово? Матильда? Малена?
Разве это так важно?
Девушки погляделись в зеркало.
Тетя Варя вышла из комнаты, и Матильда медленно достала из белой, расшитой стразами, как раз в тон платью, сумочки свое зеркало.
– Нет, так – ненадежно…
Сумочку оставлять придется. А расстаться с зеркалом, тем более оставить его где-то, в чьих-то руках… Матильда не могла. Малена – тоже.
Но – куда его?
Смешно, нелепо, бред…
Да и пусть!
Лиф платья Малены был закрытым. И бюстик, который на ней, – тоже. Пара минут. Спустить лиф, и осторожно вставить зеркало в кружево бюстика, так, чтобы оно прижималось к коже. А стекло повернуто внутрь и плотно прижато к груди.
Так точно не выпадет. И не разобьется. И… где тут были белые нитки?
Уродовать такое белье – это варварство? Так это и не уродовать, это просто три минуты, сделать петельку из нитки и прихватить зеркало в двух местах, чтобы точно не шевельнулось. Ну не могла Малена оставить его дома у Давида, где расхаживает домработница. И у себя дома не могла. И оставить – тоже…
А потом пара минут у нее точно будет, перед брачной ночью. И рассказать, и показать, и зеркало убрать, если что. И уж точно минуты хватит, чтобы выдернуть нитки, девушки это умели, что одна, что вторая…
Оно небольшое и совсем незаметное под плотным атласом платья. Даже не выделяется.
В мочках ушей блестят крохотные бриллиантовые гвоздики, сегодня это все украшения девушки. Они – и кольцо.
В дверь звонят, влетает тетя Варя…
– Малечка?
Странно. Как легло это имя, что даже давно знакомые ей люди стали так называть Матильду? Наверное, это правильно.
Она уже одета и медленно берет букет.
– Пойдемте?
Тетя Варя еще раз осматривает невесту, улыбается, стирает слезинку.
– Идем.
* * *
Потрясающе красивая пара.
Именно это и подумали приглашенные, когда Давид протянул руку, помогая невесте выйти из машины, а потом не удержался, подхватил на руки, закружил…
Малена рассмеялась, откинув назад голову.
Фата – не жуткое тюлевое безобразие, из тех, что шьются в свадебных салонах из старых занавесок, а настоящая, кружевная, – на миг взвилась хвостом кометы. София Рустамовна кончиком пальца коснулась глаза – что-то зачесалось.
Такие они были молодые, счастливые, удивительно красивые и искренние…
Не любовь, нет.
Искренность.
Невероятная, ослепляющая, до краешка, до донышка души – искренность.
Я – твоя. Ты – мой.
Я – твой. Ты – моя.
Правда – или истина? Неважно, но здесь и сейчас она разделена на двоих и сияет так, что больно глазам.
Так, на руках у будущего мужа, Малена и оказывается в актовом зале. На пол ее ставят только по просьбе регистраторши, которая, впрочем, сама улыбается.
– Добрый день, уважаемые новобрачные и гости!
Речь льется своим чередом, надеваются в срок кольца, дарятся цветы, делаются фотографии, говорятся какие-то слова, а двое молодоженов, уже молодоженов, не могут отвести глаз друг от друга. Матильда полностью уступила место Малене – сегодня ее день. Пусть сестренка будет счастлива, а ей хватит и почувствовать это. Даже самым краешком.
Зависть?
Да о чем вы?
Кто любит – не завидует, а для Матильды герцогесса родная и любимая, дорогая и близкая. Единственное, что может девушка, – это порадоваться за счастье сестры. Искренне, до глубины души.
