Заводят множество бумаг; Без них им свет не мил. Дело завязло в бюрократическом болоте. Не помогло и прямое обращение к Н, с. Хрущёву. Но появился новый стимул для написания его «главной книги» — «Пан Твардовский» — об отце. Он хотел высказать в ней все свои затаённые мысли: «„Пан Твардовский“ — „главная книга“ моя, главная мечта и страх, и риск, и надежда» (Твардовский, 2009, т. 1, с. 75). Замысел не был осуществлён.
Вторая осечка с взаимоотношениями с властью (как партийной, так и литературной) у А.Т. Твардовского вышла в связи с поэмой «Тёркин на том свете». Советская бюрократическая машина, знакомая её автору не понаслышке, подверглась в ней юмористической критике. Он закончил её в 1954 г., но её издание было запрещено, поскольку в ней усмотрели клевету на советский строй. Между тем её автор вовсе не ставил перед нею непосильных задач. В связи с переработкой («перебелкой») поэмы он писал 6 марта 1961 г.: «Не обременять вещь большими претензиями, пусть будет такая, как сложилась в своей наиболее естественной и свободной манере шутки, с некоторой конечной начинкой, но не навязывать ей непосильных задач» (Твардовский, 2009, т. 1, с. 24–25).
В 1963 г. Н.С. Хрущёв выпустил поэму «Тёркин на том свете» в печать, но почти сразу же на её автора начались гонения. В особенности постарался главный редактор журнала «Дружба народов» В.А. Смирнов. Под его водительством сотрудник журнала А. Богданов сфабриковал письмо против поэмы, якобы сочинённое врачом из Пензы Б. Механовым. Это подложное письмо было опубликовано в 1-ом номере журнала за 1964 г., а его подлинный автор получил за него гонорар.
А.Т. Твардовский боролся. Он писал: «Волею судеб я стал „борцом“, хотя всю жизнь считал и считаю так называемую борьбу в литературе самым противным делу литературы, но я „борюсь“ не в этом, а в том смысле, когда — не бороться — значит отказаться от всего святого. Не уступлю, а уступил бы — конец, конец не мне, а тому, ради чего стоит и мне и другим жить и писать» (Там же, с. 263).
Однажды не выдержала душа поэта и он отвёл её на Н.В. Лесючевском, который имел репутацию гнусного доносчика (в том числе на Н.А. Заболоцкого). «Вчера же мы с Лакшиным, — читаем в его дневнике, — побывали в берлоге зверя Лесючевского… Схватило меня, и не удержался я от сладостной утехи почти что отчаяния, обматерил его, самым прямым образом, обозвал его тупым и чуждым литературе человеком, больше того — не верящим ни в советскую власть, ни в партию — и это уже при раскрытых дверях, к восторженному ужасу „аппарата“. — За всё сразу этому костяному жуку» (Там же, с. 229–230).
Третья осечка с взаимоотношениями с властью у А.Т. Твардовского вышла в связи с его последней поэмой — «По праву памяти», где была затронута больная для её автора тема — раскулачивания его отца.
О, годы юности немилой, Её жестоких передряг. То был отец, то вдруг он — враг. Немилосердны по отношению к А.Т. Твардовскому в 30-е годы были его смоленские собратья по перу — И. Кац, Н. Рыленков, К. Долгоненков. Но особым рвением отличился погибший в 1943 г. Василий Горбатенков, который навешал на А.Т. Твардовского ярлык «кулацкого подголоска» (Твардовский, 2009, т. 2, с. 571).
Поэма «По праву памяти» была закончена в 1968 г., а появилась в нашей печати лишь через 17 лет, хотя за рубеж она просочилась ещё при жизни её автора — в 1969 г. Пришлось объясняться. 19 февраля 1970 г. он написал заявление в «Литературную газету»: «На днях мне стало известно, что моя ещё не опубликованная поэма „По праву памяти“ абсолютно неизвестными мне путями и, разумеется, помимо моей воли проникла за рубеж и напечатана в ряде западноевропейских изданий… в неполном и искажённом виде. Наглость этой акции, имеющей целью опорочить моё произведение, равна беспардонной лживости, с какой поэма снабжена провокационным заглавием „Над прахом Сталина“ и широковещательным уведомлением о том, что она будто бы „запрещена в Советском Союзе“» (Твардовский, 2009, т. 2, с. 474).
