– Значит, если Сирена теперь мертва, в Вельме больше не будет теплой зимы?
– Да, Вельму да и всей северной Транавере теперь придется нелегко, – бесстрастно пояснил Ноилин, – Когда Феникс разрушил – с твоей помощью – чары Дракона, цепи на Сирене ослабли настолько, что она смогла дотянуться до собственной магии. Но своих сил ей не хватало, ей нужны были люди, точнее их смерть. Смерть – это прекрасный источник силы, если ты еще этого не знаешь. Поэтому Сирена подняла грот на поверхность. Так родился остров. Потом она оплела своей магией море на несколько миль вокруг острова, ловила людей и копила силу. Еще немного – и Сирена совсем освободилась бы. Это было делом нескольких дней, от силы недель.
– Так как же тебе удалось убить ее?
– Я сделал примерно то же, что с тобой сделал Феникс, Кэсси. Я вошел по цепи в ее разум и заставил использовать магию Дракона. Это ее и убило.
Я попыталась отстраниться, но Ноилин, явно ожидавший этого, сильнее прижал меня к себе.
– Феникс тоже мог спокойно убить тебя, Кэсси. Но не вздумай благодарить его за то, что он не сделал этого.
– Почему я не погибла, когда умерла Сирена?
– Магия Дракона для тебя не так опасна, как для нее. Да и не так уж сильно ты и пострадала. Могло быть и хуже.
– Хуже? Ты думаешь, потеря дара ничего не значит?
Ноилин развернул меня к себе и заговорил неожиданно жестко:
– Я мог бы потешить твое самолюбие, Кэсси, однако скажу правду. Я рад, что так случилось. Я рад, что ты лишилась дара. Если бы меня спросили, кто из вас двоих опаснее, я бы без колебаний ответил – ты. Сирена – обезумевшее существо, жаждущее мести, но ее мотивы понятны, а действия предсказуемы. Тебя же предугадать было невозможно. Ты обладала мощью, превосходящей драконью, однако твоя сила была похожа на мечущуюся по небу молнию – очень и очень опасную, но бестолковую. Ты могла бы походя разрушить половину мира или по своей наивности позволить кому-то твоими руками разрушить половину мира. Или в конце концов стать такой, как Эрранаг – могучей, великой и с душой, изъеденной червями. Он был великим мерзавцем, этот Дракон, но одно сделал правильно: защитил этот мир от Странников. А ты, добрая и мягкосердечная, с намерениями несомненно добрыми и мягкосердечными, никому не желая зла, сделала худшее, чем самый худший враг Арнаха – ты уничтожила эту защиту. Я знаю, ты этого не хотела, Кэсси, но факт есть факт. Теперь этому миру придется жить по другим правилам и учиться воевать с врагами, о которых он раньше не знал.
Я замерла, словно и не существуя. Щеки мои предательски горели.
– Я не понимал, чего еще от тебя ожидать, – тяжеловесно продолжал Ноилин, – Примерно так себя чувствуешь, заходя в темную комнату с затаившимися там змеями. Никогда не знаешь, наступишь ты на змеиный хвост или пройдешь мимо.
То, что он мне говорил, я и сама не раз себе говорила. Глупость – вещь недешевая, а глупость человека, облеченного силой, и вовсе непомерно дорога. Моя же глупость и наивность обошлась этому миру многими человеческими жизнями, но худшее ему еще грозит, когда ставший беззащитным, он подвергнется нашествию магических созданий, подобных обезумевшей Сирене. Остается только уповать, что у Арнаха найдутся достойные его защитники… Как-то однажды Ленни сказал, что обладание магическим даром или убивает, или делает мудрее. Удивительно, но я не умерла. Есть шанс, что поумнела. В любом случае прежней я больше не была, а вот стала ли мудрой…
Одно – говорить о собственной глупости и недалекости самой себе, другое – услышать нелицеприятные вещи от любимого человека.
– Зачем же ты заходил в ту темную комнату? – спросила я с кривой от боли улыбкой.
– Потому что там, Кэсси, в темноте, пряталась одна девушка. Я должен был вывести ее оттуда.
Хед держал меня в объятиях до тех пор, пока я не перестала вырываться и не расслабилась в его руках. Тогда он осторожно приподнял мой подбородок двумя пальцами, нежно коснулся губами моих губ и, глядя на мое расстроенное лицо, невесело произнес:
– Какой ты еще, в сущности, ребенок…
Я знала, что Хед прав. Знала, потому что сама была уверена в том, что магический дар в моих руках чудовищно опасен. Как бы я хотела, чтобы все было иначе! Но если только на таких условиях я могла заполучить Хеда, я ни о чем не жалею.
Не понимаю только: что он во мне нашел?
Просыпаться в постели с любимым человеком – это счастье. Я и не подозревала, какое счастье. Мы не могли насытиться друг другом, мы упивались друг другом, не замечая никого и ничего вокруг. Я не поверила бы и сотой доли рассказов о том, как это прекрасно, но слова не в силах передать и сотой доли того наслаждения, которое мы дарили друг другу…
Черные длинные волосы с одинокой белой прядью переплетаются с непокорными короткими и светлыми. Я никак не могу привыкнуть к своему уродству, а он, кажется, даже не замечает его. Его губы ласкают мои шрамы… пока я не перестаю стыдиться их и не принимаю наслаждение как должно. Его ласки умелы и осторожны, он знает, как не причинить мне боль, он прощает мне мою неопытность, и я лишь мимолетом успеваю подумать, скольких же женщин он любил. Мне все равно, что было до меня. Мне все равно, что будет после меня, ведь он почти бессмертен, а я стала обычной женщиной. Он сейчас здесь и со мной. Я научусь дарить ему радость так же, как он дарит его мне… Пока это будет возможно. Так далеко я не загадываю. Я счастлива уже от того, что он рядом со мной.
Его глаза блестят во тьме, взгляд запечатлевает каждый изгиб моего тела, а на губах блуждает улыбка, которую никогда и ни за что не увидишь при свете дня. Эта улыбка только для меня. Она такая маняще-сладкая, что мне хочется попробовать ее на вкус, коснуться ее губами. Этого я тоже никому не отдам.
Его кровь бежит по моим жилам и стучит в моих висках. Его жажда заставляет меня забыть обо всем, что есть за пределами его рук. Желание, тяжелое и уже почти невыносимое, бьется и трепыхается во мне, как огромная рыбина… Его тело, сильное, худощавое и гибкое тело пылает нестерпимым жаром, и вот уже я горю и сгораю вместе с ним, вбирая в себя всю силу его страсти…
Это счастье – плыть в неге невероятного единения двух тел, когда ощущаешь чужую кожу как свою и не понимаешь, где кончается твое тело и начинается другое, когда от малейшего движения в тебе просыпается жгучее желание, и чувствовать, как сила твоей страсти пробуждает желание в другом, и он загорается, вспыхивает пламенем… Слова излишни. Не сразу, но спустя дни и недели мы достигнем этой гармонии. Но это случится. Я хорошая ученица, а он прекрасный учитель… И я словно проснусь.
Я никому его не отдам. Даже под страхом смерти не отдам, потому что без Ноилина моя жизнь пуста. Даже если он почти бессмертен, а моей жизни всего ничего…
Сначала мы добрались до Лилиена и пробыли там две недели. У нас не было желания предаваться праздности столичной жизни и окунаться в шумные развлечения лилиенского светского общества (оба одинаково жаждали тишины и вполне понятного уединения), потому никто не знал о нас и не беспокоил ненужными поздравлениями. Но я должна была успокоить своих родных, наверняка волновавшихся из-за моего долгого исчезновения, а потому в один прекрасный день Хед вызвал Переход и уже несколько минут спустя мы оказались за сотни миль к югу от столицы, в пыльном и заброшенном замке, имя которому Самсод.
