48
Дон Педро поднялся после двух, и не оттого, что не спалось.
Он оделся, упаковал в небольшой чемодан самое необходимое и спустился в свой кабинет, где открыл сейф, достал оставшиеся двадцать три тысячи фунтов и убрал в чемоданчик. Дом со всем его содержимым теперь принадлежал банку. Если мистер Ледбери надеется, что он выплатит остаток овердрафта – добро пожаловать в Буэнос-Айрес, где он получит ответ из двух слов.
Дон Педро послушал по радио ночные новости: в краткой сводке «Бэкингем» не упоминался. Несомненно, его хватятся лишь много времени спустя после бегства. Он посмотрел в окно и выругался: затяжной ливень, и вряд ли получится быстро поймать такси.
Мартинес выключил везде свет, вышел за порог и в последний раз закрыл за собой дверь дома сорок четыре по Итон-сквер. Без особого оптимизма он посмотрел влево, потом вправо и обрадовался, увидев такси, только что включившее зеленый огонек. Дон Педро поднял руку, выбежал на дождь и нырнул на заднее сиденье такси. Захлопнулась дверь, раздался щелчок.
– В аэропорт, – сказал дон Педро, откинувшись на спинку сиденья.
– Это вряд ли, – ответил шофер.
В двух каютах от Гарри не спалось еще одному человеку, с той лишь разницей, что уснуть он не пытался. Он собирался вот-вот заняться делом.
В 2:59 ночи человек выбрался из койки хорошо отдохнувшим, в полной готовности. Подошел к большому чемодану в центре каюты и открыл его. Пару мгновений помедлил, затем, как велели, включил тумблер; запустив процесс, вернуть его вспять было невозможно. Убедившись, что секундная стрелка движется – 29:59, 29:58, – он нажал кнопку сбоку на корпусе своих часов и опустил крышку чемодана. Затем поднял с палубы у койки небольшую хозяйственную сумку со всем необходимым, выключил свет, медленно открыл дверь каюты и выглянул в слабо освещенный коридор. Чуть обождал, пока привыкнут глаза. Убедившись, что рядом никого, вышел в коридор и тихо прикрыл за собой дверь.
Он осторожно поставил ногу на толстый ярко-синий ковер и неслышным шагом направился по коридору, ловя ухом малейший звук. Но ничего не было слышно, кроме мягкого ритма главного двигателя, уверенно ведущего лайнер по спокойной воде. На верхней площадке парадной лестницы он остановился. На ступенях освещение было чуть ярче, но и здесь не видно ни души. Он знал, что салон первого класса палубой ниже, а в его дальнем углу имелся отчетливый ориентир – табличка «Для джентльменов».
Никто не попался навстречу, когда он спускался по широкой парадной лестнице. Но, входя в салон, он сразу же заметил крепкого телосложения мужчину, развалившегося в комфортабельном кресле, косо вытянув ноги: похоже, он не упустил случая, когда в первую ночь первого рейса пассажирам предоставлен бесплатный алкоголь. Он прокрался мимо спавшего пассажира, который блаженно храпел, но не двигался, и направился к табличке у дальней стены салона. Когда он вошел в туалетную комнату – он даже начал думать, как они, – неожиданно включился свет. На мгновение он замер, затем вспомнил, что это одно из множества новшеств, разрекламированных в глянцевой справочной брошюрке о лайнере. Он прошел к секции умывальных раковин, поставил сумку на мраморную полку, раскрыл молнию и начал доставать лосьоны, зелья и аксессуары, которые уберут его альтер эго: бутылочка с маслом, опасная бритва, ножницы, расческа и баночка крема для лица – все, что поможет ему завершить свою роль в этом спектакле и покинуть сцену.
Он взглянул на часы. Через двадцать семь минут и три секунды будет поднят другой занавес, и там он уже станет частью охваченной паникой толпы. Он отвинтил пробку бутылочки с маслом и покрыл им лицо, шею и лоб. Через несколько секунд почувствовал жжение, о чем предупреждал гример. Он медленно снял седой, с лысиной парик и положил его на край раковины, чуть помедлил, посмотрел на себя в зеркало и остался доволен, увидев свои густые волнистые рыжие волосы. Затем отделил румяные щеки, словно содрал пластырь с недавно зажившей раны, и, наконец, с помощью ножниц срезал двойной подбородок, которым так гордился гример.
Он наполнил раковину теплой водой и принялся тереть лицо, избавляясь от следов рубцовой ткани, клея и краски, которые оставались на коже. После того как он высушил лицо, кожа местами огрубела и шелушилась, и он нанес слой кольдкрема «Пондс».
Лиам Доерти посмотрел на себя в зеркало: менее чем за двадцать минут ему удалось сбросить пятьдесят лет. Мечта каждой женщины. Он взял расческу, восстановил свою рыжую челку, а затем сложил то, что осталось от образа лорда Гленартура, в сумку и принялся снимать одеяние его светлости.
Начал он с того, что отстегнул запонку жесткого белого воротничка «Ван Хьюзен», оставившего тонкую красную полоску вокруг шеи, сдернул галстук Старого Итонца[60] и бросил их в сумку. Белую шелковую рубашку сменила серая хлопчатобумажная и галстук-ленточка, которую нынче носят все парни на Фоллс-роуд. Он скинул желтые подтяжки, дав мешковатым серым брюкам упасть кучкой на пол вместе с брюшком-подушкой, затем наклонился и развязал шнурки черных кожаных полуботинок лорда Гленартура, скинул их и тоже сложил все в сумку. Достал пару новеньких, по последней моде, брюк-дудочек и не удержался от улыбки, втискиваясь в них: никаких подтяжек, только кожаный ремень, который выбрал себе на Карнаби-стрит, когда находился в Лондоне на другом задании. Наконец он обулся в коричневые замшевые мокасины, которым еще не приходилось топтать ковер первого класса. Взглянув в зеркало, он наконец увидел себя.
Доерти взглянул на часы: одиннадцать минут и сорок одна секунда на то, чтобы добраться до безопасного места – своей новой каюты. Надо поторапливаться: если бомба взорвется, а он не успеет покинуть помещения первого класса, подозреваемый будет только один.
Он затолкал все пузырьки и баночки назад в сумку, застегнул молнию и быстро прошел к двери. Осторожно приоткрыл ее и выглянул в салон. Ни души. Даже пьяный исчез. Он быстро прошел мимо опустевшего кресла, где лишь глубокий отпечаток грузного тела напоминал о том, что недавно здесь кто-то сидел.
Доерти поспешил через салон к парадной лестнице: пассажир второго класса в хоромах первого. Он не останавливался, пока не достиг третьей палубы – демаркационной зоны. Перелез через красную цепь, отделявшую каюты офицеров от рядовой команды, и впервые немного расслабился: еще не в безопасности, но уже вне основной зоны боевых действий. Он ступил на зеленый палас и почти бегом спустился по более узкому трапу еще на четыре пролета, пока не добрался до палубы, где его дожидалась вторая каюта.
Он начал искать дверь с номером 706. Миновав номера 726 и 724, заметил припозднившегося кутилу, безуспешно пытавшегося вставить ключ в замочную скважину. Может, это даже не его каюта? Доерти отвернулся, проходя мимо, – не потому, что гуляка мог бы потом опознать его или кого-то еще, когда заревет сигнал тревоги.
Добравшись до каюты 706, он отпер дверь и шагнул внутрь. Там он взглянул на часы – семь минут и сорок три секунды до того момента, когда подскочат все, как бы крепко ни спали. Доерти прошел к своей койке, поднял подушку и нашел на месте новенький паспорт и билет, которые превратили его из лорда Гленартура в Дэйва Роскоу, 47, Напир-драйв, Уотфорд. Род занятий: художник и декоратор.
