Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
К концу третьего дня они подошли к неприметной, сплошь заросшей мхом и заваленной прошлогодней хвоей избёнке. Она была выстроена на склоне глубокого оврага так, что чужой глаз ни за что не приметил бы её. Однако Берёза вошёл в избёнку уверенно, порылся в потёмках под сырыми замшелыми нарами и извлёк свёрток с медным котелком и окаменелой солью в тряпице. Ефим же сходил на ближнее озерцо, все берега которого были полны прилетевшими дикими гусями. Птицы были непугаными. Они с удивлением смотрели на подошедшего вплотную парня, не пытаясь улететь. Вся стая с истерическим гагаканьем снялась с места лишь тогда, когда Ефим метко запустил камнем в одного из них. Подбитый гусь заполошно хлопал крыльями в камыше, пытаясь взлететь, но Ефим свернул ему шею и с триумфом возвратился в избёнку, где Берёза уже раскочегарил печурку. В этот вечер они впервые наелись досыта, и Ефим заснул мёртвым сном, наспех накидав на влажные от сырости нары наломанных веток. А перед самым рассветом его сдёрнул с нар приглушённый шёпот:
– Вставай, парень… Уходим…
Вскочив на ноги (сон словно ледяной водой смыло), Ефим молча выметнулся вслед за Берёзой в низкое оконце избёнки, ведущее прямо в овраг. Берёза двигался по-волчьи легко, быстро и уверенно. Ефим до сих пор дивился, как этому огромному и уже немолодому мужику удаётся так стремительно и бесшумно перемещаться. Они тенями скользнули по тёмному, мокрому дну оврага, миновали густые заросли можжевельника. Не хрустнув ни веткой, выбрались на другой склон, и лишь тогда атаман показал Ефиму на видневшиеся уже около самой избёнки силуэты конников.
– Буряты? – одними губами спросил Ефим.
– Не вижу… Может, казаки… Сиди не дыши.
Они превратились в изваяния. С другого склона оврага доносились невнятные голоса, лошадиное всхрапывание. Фигуры топтались около избёнки, входя и выходя. Ефим до боли вжимался спиной в мокрый от росы ствол толстенной ели. Думал о том, что опытному человеку сразу станет ясно: в избушке только что были люди. И что тогда? Пойдут искать? Их там пять или шесть, все оружные… Сдюжить ли им с Берёзой? Лица товарища Ефим не видел и лишь по чуть слышному дыханию догадывался, что тот рядом.
Прямо перед его лицом на ветку села пёстрая сойка. Тряхнула хохолком, уставилась на Ефима чёрным сердитым глазом. «Помолчи, родимая! Не выдай!» – мысленно упрашивал её парень, хорошо зная, какой адский стрёкот может поднять эта небольшая птичка. Сойка словно поняла его: взмахнула крыльями и молча перелетела на соседнее дерево, а там и вовсе пропала в чаще. Ефим медленно перевёл дух, чувствуя, как насквозь вспотела рубаха на спине. Поднял глаза – и увидел, что около избёнки уже никого нет. Он обернулся к Берёзе, но тот знаком велел не шевелиться.
Несколько часов они просидели под елью, не двигаясь и стараясь даже не дышать. Солнце уже давно поднялось над тайгой, забилось искрами в росе, в каждой капле на еловых лапах, на молодой траве. Над головой запрыгали серые, не успевшие облинять белки, из чащи донёсся деловитый стук дятла – а они всё сидели и сидели, прилипнув к смолистому, влажному стволу. И только когда мимо избёнки неторопливо прошествовал, ломая сухостой и хрумкая на ходу ветками, огромный лось, Берёза глубоко вздохнул. И беззвучно, как змея, вытек из-под еловых ветвей, знаком велев Ефиму подождать. «Ежели лось туда идёт и человека не чует, стало быть, засады нет», – догадался Ефим. И даже решился осторожно потянуться и выпрямить страшно затёкшие ноги.
Он не ошибся: Берёза вскоре вернулся.
– Вылазь, парень! Нет никого по наши души, ушли.
– Кто это был-то? – сиплым от долгого молчания голосом спросил Ефим, вылезая из-под спасительницы-ели.
– Солдаты, видать. Не буряты, это уж верно. Те – люди таёжные, нюхом бы нас учуяли. Считай, что повезло. Да вперёд осторожней надо быть: ищут нас уже. Возьми… И не срони ненароком. – Берёза нагнулся и, вытащив из сапога, подал парню нож.
Ефим машинально принял его. Нож был крепким, длинным, с выглаженной деревянной рукояткой. С оружием Ефим почувствовал себя уверенней, хотя и привык больше полагаться на кулаки. Пряча нож за пояс, он услышал, как Берёза неторопливо говорит:
– А ты молодец, не перетрухал. Вижу, сгодишься в ватаге. Что ж, уже недолго осталось. К ночи к моему верному человечку выйдем – а там уж, считай, полная воля.
Ефим молча кивнул. И сам не мог понять, почему его совсем не радует похвала обычно скупого на слова атамана. Впрочем, размышлять над этим ему было некогда: широкая спина Берёзы уже мелькала на другой стороне оврага, и парень поспешил вдогонку.
Они шли через тайгу целый день, не останавливаясь и почти не сбавляя хода. Ефим едва успевал замечать положение солнца и приметы: обожжённую сосну, расколотый молнией, почерневший валун… Есть было нечего: на ходу пожевали, надёргав из земли, сарани, да Берёза разломил пополам последний сухарь. Про себя Ефим уже не раз порадовался, что навстречу им до сих пор не попалось никакого серьёзного зверя. Время от времени мимо стремительно, ломая кусты, проносились олени, топали горбатые лоси, летали с ветки на ветку бесстрашные белки, скакали полосатые бурундуки. Один раз Ефим заметил почти слившуюся с разлапистой кедровой ветвью рысь. Дикая кошка лежала не шевелясь и холодными глазами следила за идущими внизу людьми. Ефим взмахнул рукой, желая спугнуть её. Рысь смерила его презрительным, почти человечьим взглядом, не тронулась с места.
– Без толку. Эта животина умная, – заметив его жест, пояснил Берёза. – Без пути на человека не кинется, но и не боится его. Вот росомаха – та во сто раз пакостней! Трусливая, как крыса, и с перепугу напасть может. Зимой, когда в снегу глубоком, может и лося взрослого завалить. Да ещё, тварь такая, измором берёт. По три дня может следом идти, когда чует, что зверь слабый аль ранетый. Ну, да пустяк… Нам лишь бы медведя не принесло. Почитай, что уж вышли.
На медведя, к счастью, не нарвались, а росомаху Ефим мельком увидел в чаще. Небольшой, похожий не то на собаку, не то на куницу зверь замер в двух шагах от них – и тут же метнулся в кусты. «Маленькая, – успокоился Ефим. – Человеку не повредит».
На закате, когда стволы кедров и елей пламенели от гаснущих лучей, лес впереди начал редеть. Бурелома стало меньше, вокруг замелькали низкие чёрные берёзки и папоротник. И наконец до Ефима донёсся отдалённый собачий лай. Он замедлил шаг, посмотрел на Берёзу.
– Ну, навроде выбрались, – подтвердил тот, останавливаясь посреди заросшей белым мхом опушки и неспешно оглядываясь. – Как стемнеет, тогда и пойдём.
– Куда?
– А видишь крышу там? Там мой человечек и живёт. Зайдём, долг заберём. Может статься, и заночуем. Это уж как выйдет.
И голос, и тон атамана были ровными, привычными, но Ефиму отчего-то стало не по себе. Он попытался поймать взгляд Берёзы, но тот, сощурившись, разглядывал закат. «С устатку, верно, блазнится», – успокоил себя Ефим и уселся, готовясь ждать.
Красное солнце опустилось за дальние лесистые горы, и вокруг тут же потемнело. Смолкли птицы. Деревья слились в одну чёрную мохнатую массу. Из тайги потянуло резкой сыростью, и разом похолодало. Но ко всему этому Ефим уже привык и сейчас, сидя на поваленном стволе и поёживаясь, недоумевал: чего дожидается атаман? Понятное дело, что посветлу незачем к дому идти, всяк заметить может. Но ведь уже тьма кромешная… Чего ещё ждать? Того гляди, луна взойдёт…
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
