Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
Такой случай как раз произошел сегодня утром, когда прислуга Пелагея расплескала самовар и Ольга Семеновна обнаружила у нее наметившийся животик. Никакие оправдания про гороховый суп, запоры и завалы не помогли. Прислуге был поставлен клистир, а когда она была таким образом уличена во лжи, ее немедленно выкинули на лестницу вместе с пожитками.
— Не сдулось — вон!
Поэтому весь день в квартире Ивана Дмитриевича раздавалось хлопанье дверей, гром разбиваемых тарелок и другие нескончаемые бесчинства госпожи Путилиной. На зов его никто не являлся, днем он остался голодным и даже был вынужден сам ходить к буфету за холодной телятиной. Чтобы не слышать шума, производимого разъяренной супругой, Иван Дмитриевич заложил в уши ваты и притворил двери в кабинет, а поскольку в животе урчало от голода, и дремать было невозможно, сел за стол продолжать начатый труд.
Но едва он написал «Поимка вора или грабителя в большинстве случаев до такой степени затруднительна», как двери распахнулись, и госпожа Путилина язвительно бросила:
— Дожили! К нам явился начальник сыскной полиции! Прослышал, наверное, про ваши художества!
— Какой еще начальник?! — изумился Иван Дмитриевич, откладывая перо.
— Марка ваша, бывшая в употреблении. Господин Вощинин осчастливил. Идите, встречайте гостя, а то ведь и пальто сегодня снять некому. А я в церковь пошла, на водокрещение.
И она загремела в коридоре эмалированными кувшинами.
— Заходь, Платон Сергеевич, — вышел в переднюю Путилин. — У нас тут катастрофа домашняя очередная. Ольга Семеновна опять решила, что я прислугу обрюхатил. А я тут совсем нипричем. Если и имел какие намерения, так это, как ты знаешь, не наказуется. Да от намерений пузо не отрастает. Сама где-то нагуляла, а я от этого голодный.
— Не вы один, Иван Дмитрич, несправедливо пострадали, — сказал Вощинин.
— Я вот по вашей милости неделю с супругой не разговаривал.
— Это что я к вам тогда в сыскное заезжал?
— Нет-с. Это когда мебель у нас в квартире переставляли, чтобы, как супруга выразились, «Путилиным не воняло», и список один интересный на обоях нашли. Сплошь женские имена с крестиками напротив. Какая-то Палашка Насос, например, Столярный, 8. И все в таком роде.
— Ах, Палашка, Палашка… — покачал головой Путилин. — Большая стерва была… Но ты-то тут причем?
— А вот притом. Почему, например, насупротив Серафимы Ерша крестика не поставлено?
— Да я посмотрел на нее, и, уж на что я человек небрезгливый, признаться, не решился.
— А вот супруга моя самолично в участок к Лисаневичу явилась, потребовала городовых и лично по адресу, строем, на Мещанскую… Хорошо, оказалось, что та Серафима уже лет 15 как в Калинкинской больнице померла.
— Сам виноват, — нюхнув табаку, сказал Путилин. — Вот не поскупился бы, переклеил бы обои, как в мою квартиру въехал, ничего бы и не было. Водочки хочешь?
— Лучше откажусь. И так уж, чтобы супруга не заподозрила, что к вам поехал, сказался, будто в 3 участок Литейной части к приставу Сыхре еду.
— Чтобы Сыхра тебя водочкой не почествовал, да по такому морозу? Сказки! Она тебе не поверит.
— Ну, рюмочку, — согласился Вощинин.
Они сели за стол, и Путилин достал из стола две вместительных чарки и бутылку.
— Ну, а ко мне-то ты чего приехал, Платон Сергеевич? — спросил Иван Дмитриевич, крякнув после водочки. — Не на супругу же свою жаловаться.
— Я к вам по делу пристава Сеньчукова.
— Ну что, сыскал мазуриков?
— Как у вас все легко выходит, Иван Дмитриевич. Аж зависть берет, и, простите, сомнение. Вот скажите мне как на духу: можно ли преступника неизвестного найти?
Путилин ковырнул в табакерке табаку и засунул в ноздрю.
— Я тебе так скажу: не можно. Найти преступника не можно, его можно только поймать. А недурная думка? Богатая думка. Дай-ка запишу. А ты еще тем часом водочки наливай.
— Я вот тоже «Историю почтовых отправлений» писал, пока на ваше место не заступил… А дело-то, по вашей просьбе начатое, неожиданный оборот приняло, Иван Дмитрич. Выяснили мы личности обоих мазуриков, только вот как их поймать или найти — ума не приложу. Один из них, Артемий Владимиров, был с молодых лет знаком с семейством полицмейстера Сеньчукова и как-то обрюхатил прислугу полицмейстера, крестьянку Нестерову — простите великодушно за такое совпадение, Иван Дмитриевич. Чтобы избежать обвинения в растлении, он оклеветал полковника Сеньчукова, и тот даже некоторое время находился под арестом. Жеребцов поднял документы и выяснил кое-что интересное. Владимиров находился в особой близости, возможно, даже в родстве, с кронштадтским купцом Нижебрюховым. Тот с купцом Ясуковичем взял тогда подряд на водопроводные работы в Кронштадте, кроме того, он имел несколько лавок в городе и одну известную на Якорной площади. Разгром его лавки матросами по приказу полицмейстера Головачева вместе с остальными торговыми лавками на площади послужил отдаче под суд полицмейстера, и не в последнюю очередь Нижебрюхов посодействовал тому, что Головачев был сослан в Сибирь. Второй, как вы и предполагали, польский мазурик по имени Степан Фаберовский. Проживали они в столице, по собственным паспортам, выданным законным образом в Якутске. Паспорта подлинные, Мздевецкий из участка Лисаневича их смотрел, когда они прописывались в доме наследников Нижебрюхова.
— Та-а-ак! — приподнялся Путилин. — А вы проверили этих наследников Нижебрюховых?
— Конечно, Иван Дмитриевич. Лично ездил допрашивать. Насколько можно судить из слов управляющего, ни Владимиров, ни Фаберовский не знали, кому принадлежит дом, где они проживали. Сами наследники Нижебрюхова, госпожа Дарья Семеновна Пфлюгер с детьми, тоже не ведали, кто живет в их доме. А когда я сказал об этом госпоже Пфлюгер, она упала в обморок и теперь лежит в нервной горячке. Врачи говорят, что состояние ее тяжелое и весьма скорбное. Муж ее, Франц Пфлюгер, никогда фамилии Владимирова не слышал и объяснить произошедшее с его женой не может. Кстати, в горячке сейчас лежит и капитан Сеньчуков.
— А с этим-то что? Тоже в обморок упал?
— С этим история еще более странная. В квартире капитана прошедшей ночью произошло из ряда вон выходящее событие: он вернулся из Гатчины, где с семейством навещал мать, и обнаружил в доме страшный погром. Было изрублено все и вся, кроме того, в шкафу была кровь, и кровь же смывали с рук в ведре под столом. Мы допросили солдата на дежурстве и жандарма у дворца, они сообщили, что к этому дому действительно приезжал человек, похожий на поляка, а второй стоял под видом лихача и дожидался. Потом они видели, как какой-то человек с перевязанной кровавыми тряпками головой и в тулупе вынес большой мешок, вероятно с трупом. Но у фальшивого лихача пала лошадь, и оба вынуждены были бежать на своих двоих через Дворцовую площадь к Мойке. Их видел швейцар в Министерстве иностранных дел, и по его описанию эти двое — как раз наши жулики. В квартире была найдена сломанная пехотная шашка, а также турецкий ятаган, которым и были произведены все разрушения в квартире. Я допрашивал капитана, но он, похоже, действительно ничего не знает. А теперь еще эта горячка. Доктор Фовелин говорит, что Сеньчуков оправится достаточно, чтобы вновь быть подвергнутым допросу, не раньше чем через неделю.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
