Результатом нового и неестественного страха перед смертью стала идея невидимого – духовного – существа. А идея Высшего Духовного Существа стала результатом отчуждения от творений природы: как только человек перестал следить за вещественными, материальными жизненными процессами и идентифицировать себя с ними, ему пришлось придумать Бога – надо же было как-то объяснить, что происходит в жизни и почему в ней происходит смерть.
– Остановись на минутку, – прервал его Иисус.
– Кажется, мне пора, – сказал Тарзан, засовывая губную гармошку в перепачканный миррой арабский шелк, прикрывавший его чресла.
– Нет, – остановил его Иисус, – если ты что-то не договорил, договаривай! Какое отношение ко всему этому богохульству имеет Пан? А я?
– Если ты действительно хочешь это услышать – слушай! Между нами, вид у тебя такой, что тебя ветром качает. Тебе не повредили бы сейчас добрая отбивная весом в фунт и немного жареной картошки.
– Продолжай! – потребовал Иисус, брызгая слюной.
– Дело в том, дорогой мой И.Х., что у нас с тобой одинаковый взгляд на жизнь. Мы даже поняли, какую роль играют в этом процессе солнце, и луна, и звезды. Мы не проводили различий между репродуктивной деятельностью семян и репродуктивными циклами животных. Мы заметили, как важны для самых разных сторон жизни рост и изменения. А поскольку жизнь нам нравилась, то, когда наставало время удовлетворить наши внутренние потребности, мы, особо не задумываясь, основывали нашу религию на происходящих в природе превращениях. И поступали правильно. Так как обращались непосредственно к первоисточнику. Силу, заставляющую все живое расти и изменяться, мы не приписывали никакому абстрактному духу – этакому непомерно усиленному продолжению нашего эго, обитающему где-то на небесах, – но естественному плодородию природы. Мы обожествляли репродуктивные органы животных и растений. «Ибо именно в них и заключается жизненная сила».
Мыском поношенной сандалии Иисус подтолкнул камешек.
– Я слышал о культах фаллоса и растений, – сказал он. – Уж слишком примитивно. Мой отец ожидает от людей большего, нежели примитивное обожание своей плотской природы. Человек должен быть выше…
– Выше чего, Иисус? Абстракций? В твоей скрижали, в твоей Книге Бытия, говорится о том, что вначале было Слово. Но любой примитивный дикарь скажет, что вначале был оргазм. Жизнь воспроизвела жизнь, тогда как воскресение – воспроизведение семян, возвращение их в виде листьев весной и увядание осенью – именно это важно, а не какой-то там дух. Скажешь, слишком примитивно? Хорошо, пусть это примитивно – с благоговением относиться к горам и считать священными реки. Но если человек станет думать об окружающей его природе как о чем-то священном, он будет неизменно уважать ее, не сделает ее предметом купли-продажи, не будет ее загаживать. Примитивно? Черт побери, науке потребуется еще пара тысяч лет, чтобы доказать: жизнь произошла из пригоршни морской воды, содержащей молекулы аммиака, которая попала в ямку в прибрежном скальном обломке, где ее выше обычной температуры нагрели ультрафиолетовые солнечные лучи. Мы же, язычники, всегда чувствовали, что человеческие корни – неорганического происхождения. Вот поэтому-то мы относимся с почтением даже к камням.
Иисус перестал разглядывать валявшийся у его ног камешек и поднял глаза на собеседника.
– Но ведь ты не был спасен, – возразил он.
– А в этом не было никакой необходимости, – отозвался Тарзан. – Нам это ни к чему.
В давние времена центральной религиозной фигурой был женский архетип. Мужчина обладал творческой, созидательной силой, но именно в женщине мы наблюдали развертывание жизненного цикла: размножение, смерть и возрождение. Поэтому мы прославляли чувственность Богини-Матери. Земледелие неразрывной пуповиной связано с Великим Чревом. А вот одомашнивание животных – занятие более позднее и в большей степени фаллическое – было шагом в сторону от Богини-Матери и в направлении Бога-Отца. Но гармоничное равновесие еще не было нарушено. И Пан стал олицетворением этого равновесия. Он многое связал воедино – своей прекрасной музыкой и своей продолжительной красной эрекцией.
Но когда появился ты, насколько мне известно, твое появление явило собой триумф Бога-Отца над Богиней-Матерью, победу иудейского Бога-Духа над старым Богом во плоти. Крик, который ты издал при рождении, явился концом язычества и окончательно отделил человека от природы. Отныне культура станет доминировать над природой, фаллос – над женским лоном, постоянство – над переменами, а страх смерти – над всем вокруг.
Извини меня, Иисус, я знаю, что у тебя мужественная и любящая душа. Ты хочешь как лучше. Но оттуда, где я привык оттягиваться, все это представляется двумя тысячами миль бездорожья.
Иисус обратил взгляд к небесам в поисках совета, но увидел лишь ангела, что повис над их головами подобно вывеске над входом в телемастерскую.
– Тогда это объясняет твое желание погрузиться в собственную Нирвану, – произнес он наконец.
– Можно сказать и так, – согласился Тарзан, вставая и потягиваясь. – Зачем же мне разбивать голову об абстракцию пениса? А ты – что ты делаешь в этой кишащей змеями пустыне, поджаривая задницу на раскаленных камнях?
– Готовлюсь к моей миссии.
– К чему? К какой такой миссии?
– Изменить мир.
Тарзан хлопнул себя по боку так сильно, что губная гармошка даже сплющилась.
– Но ведь мир постоянно меняется! – проревел он. – Пусть не слишком сильно, но все же меняется! Он меняется от одного времени года к другому, от льдов к тропикам. Он изменился, из пригоршни космической пыли он превратился в улетный, отвязный шарик, каким мы видим его сейчас. Без чьей-либо видимой помощи он меняется каждую небесную секунду. Зачем же ты хочешь засунуть в него свой нос?
– Народы мира сделались злы и лукавы, – с мрачным видом произнес Иисус. – Я всей душой верю в то, что смогу уничтожить зло.
– Зло – это то, без чего невозможно добро, – произнес Тарзан, надеясь, что его слова прозвучат не слишком напыщенно. – Добру и злу приходится уживаться в этом мире для того, чтобы мир мог существовать дальше. Люди не стали злыми, они просто утратили равновесие и теперь смущены тем, в кого они превратились.
С этими словами он уселся верхом на козу и шлепнул ее ладонью.
– Боюсь, малыш Иисус, что ты приведешь их в еще большее смятение!
Дитя джунглей собралось тронуться в путь, но Иисус успел подняться и схватить козу за хвост.
– Эй! – позвал он своим густым, оливково-зеленым баритоном.
Животное остановилось, и Тарзан пристально посмотрел Иисусу в глаза. Иисус с трудом оформил свои мысли в слова.
– Если ты думаешь о плоти – значит твоя суть плотская, если ты мыслишь духовно – ты дух.
Он просто выпалил эту фразу, и она прозвучала не так уж плохо. Однако исходящий от козы запах не позволил развить мысль дальше.
