— Расскажи мне что-нибудь.
— Все, что угодно, — заверил я ее, прикрывая меховым одеялом наши озябшие тела.
— Ты меня правда полюбил?
Выбор слов поразил и огорчил меня. Я не сразу сумел ответить. Потом поцеловал ее в кончик носа, прижал к себе, почувствовав, как она жмется ко мне всем телом, сливается со мной. Я коснулся губами ее губ, ответил на ее пристальный взгляд:
— Я действительно тебя люблю. Ты это знаешь.
Она легонько, дразня, поцеловала меня в губы.
— Я спросила: ты правда любил меня?
И опять я не сразу нашел слова. Заговорил тихо:
— Поначалу ты злила меня. Иногда даже пугала. Ты это знаешь. Мы уже говорили об этом. Но все давно уже изменилось. Это ты тоже должна знать. Я очень люблю тебя.
Она вздохнула, еще раз улыбнулась мне, а затем отвернулась и положила голову на подушку.
— Верю, что любишь. Верю, что любил. Ты любил меня. Значит, еще не конец. Мы еще найдем друг друга. Я так рада.
Она свернулась рядом со мной, греясь моим теплом.
— Ты ведь меня не оставишь, правда? Только не этой ночью.
Я закрыл глаза, прислушиваясь к ее тихому дыханию.
— Нет, Ниив. Я тебя не оставлю.
Она всхлипнула, вздохнула и замерла.
— Держи меня крепче, Мерлин. Теперь мне надо уснуть. Мне нужно, чтоб ты обнимал меня. Мне нужна отвага, чтобы встретить сон.
— Что еще за сон?
— Лебединую Грезу. Мне надо увидеть сон о лебедях. Они такие красивые. Я их люблю. И отец любил.
Я держал ее очень крепко. Я тихонько говорил с ней. И очень скоро она уснула. Мои руки не уставали обнимать ее.
Пришел рассвет, а с ним — Урта. Он откинул оленью шкуру, закрывавшую дверь, и резкий зимний свет залил наш маленький дом. Урта казался темной тенью в яркой раме. Он, порывистый и бесцеремонный, вдруг смутился при виде нас. Он долго молчал, потом спросил:
— Я тебя потревожил?
— Нет. Ты нас не потревожил.
Он посмотрел на Ниив, потом на меня:
— Я вижу по высохшим слезам, что ночь была не самая легкая.
— Очень долгая ночь.
— Мне подождать снаружи?
— Нет. Пожалуйста, нет. Останься здесь. Я готов встретить день.
Я осторожно высвободил руки и поцеловал Ниив в холодный лоб. И снова вспомнил нацарапанное ею обещание.
Я отдала часть жизни, чтобы найти тебя потом.
Да, думал я. И ты будешь молода, а я буду стариком, и ты снова наполнишь мою жизнь борьбой.
Но эта мысль согревала и радовала, несмотря на молчаливый миг потери.
Ее седые волосы раскинулись по подушке из гусиного пуха. Ее запавшие щеки казались теперь моложе, все морщины забот и возраста разгладились на лице старой женщины.
— Говорил я тебе не разбрасываться своими чарами, — шепнул я. — Но я рад, что ты не хочешь меня потерять.
Урта вздохнул в дверях:
— Похоже, я теперь и тебя потеряю. Пойдешь своей Тропой, по которой уже скучаешь.
Я выбрался из постели и натянул зимнюю одежду.
— У меня нет выбора. Пора идти своим путем.
Жестокие слова сказал я человеку, который стал настоящим другом.
Урта кивнул, принимая неизбежное.
— Я знаю, — тихо сказал он. — Всегда знал. Всегда приходит день… Кстати, кое-кто вернулся. Наш друг Арго. Причалил здесь, совсем рядом. Ты удивлен?
Что я мог сказать? Его слова нагнали на меня уныние, но лишь на минуту. Я двигался дальше, и при мысли об этом меня охватил радостный трепет. Я был вполне готов к переменам.
— Нет, я не удивлен. Знал, что он вернется. Я уже несколько дней чувствовал его присутствие. И я уйду с ним.
— Куда?
— На север, конечно. Оттуда я вернусь на Тропу там, где отставил ее, чтобы встретить Ниив, и Ясона, и тебя: три встречи, что дали мне несколько лет радостных перемен.
Урта улыбнулся воспоминаниям.
— Мне будет тебя не хватать. Особенно когда придет зима и запрет нас в четырех стенах.
— Ты найдешь чем заняться. Всегда находишь.
Зимний свет за его спиной был резок, удивительно резок. Такой свет бывает после сильного снегопада.
— Снег выпал? — спросил я. — Тогда и впрямь предстоит трудная зима.
— Нет, пока что не снег, — отвечал Урта, понимающе покачав головой. — Пока ты сам не увидишь, не поверишь. За одну ночь!
Он придержал для меня занавес из шкуры, а я поднырнул под его рукой и вышел в вечную рощу, в изумлении глядя на Тауровинду.
Земля вокруг, насколько хватало глаз, была белой-белой. Прилетели лебеди.
Примечания автора
Кодекс. «Кодекс Мерлина» — это набор записей на пергаментных свитках, найденных в 1948 году в нескольких запечатанных полых обломках окаменевших стволов. Все это лежало в пещере в области Перигора во Франции. Записи обрывочны. Возможно, будут найдены еще и другие.
«Кодекс» был разделен на три части: «Кельтика», «Железный Грааль» и «Поверженные правители».
Три книги были написаны с большими перерывами. Стиль их меняется, детали не всегда согласуются.
И все же они позволяют узнать о забытых исторических событиях и легендах, так как написаны человеком, который уже сам — легенда, хотя наше представление о нем весьма ошибочно.
Мерлин. Известен под разными именами, в том числе как Антиох (см. «Кельтика»). Мерлин — это детское прозвище, которое означает «не умеет завязывать шнурки».
Старейшие существа / десять масок. В «Кодексе Мерлина» несколько раз упоминаются «старейшие существа» и «десять масок». Они представляют собой западноевропейскую форму того, что австралийские аборигены называют Временем снов. Старейшими животными в древней мифологии Западной Европы считались сова, лосось, олень, медведь, бобр и дикий пес. Маски: Лунная Греза — женщина на земле; Скорбь — печаль на земле; Синизало — дитя на земле; Скоген — тень невидимых лесов; Пустотник — способный проникать в Иной Мир; Морндун — призрак на земле, странствующий в Ином Мире; Габерлунги — сказительница; Кунхавал — пес, бегущий по земле; Серебрянка — плывущая по рекам земли; Фалькенна — хищная птица в небесах земли.
Крит. Я использовал современное название острова. Древние египтяне могли знать критских мореходов под именем Ха-Небу, то есть северяне. По-другому их называли кефтии — «люди с той стороны». В Ветхом Завете Крит называется Кафтор.
Друид. Буквально «человек дуба». Этих мужчин (а иногда и женщин) учили целительству, мудрости, поэзии и магии. Они известны под различными названиями — редко как друиды, — из которых я выбрал следующие: Глашатай правителя, Глашатай Земли и Глашатай Прошлого.
