Полицейские расступились еще шире, и я, не веря своим глазам, увидел весьма странную толпу, входящую в Эмпайр-Стейтс-Билдинг. Это были слепцы. Двигались они уверенно, громко постукивая белыми тростями по мраморному полу. Их было так много, что звук ударов заглушал все остальные шумы в вестибюле.
— Что это означает? — раздраженно спросил Торренс. — Уберите отсюда этих людей!
Но слепцы шли вперед, и десятки уже превращались в сотни. Эта была странная смесь самых разных людей. Я увидел всевозможные оттенки кожи. Некоторые из слепцов были прекрасно одеты, тела других прикрывали жалкие лохмотья. Было ясно, что эти люди явились сюда как с благополучной части Манхэттена, так и из гетто за Параллелью 102-й улицы.
На лице Торренса можно было прочитать разные чувства, но преобладали среди них ярость и изумление.
Возглавляла процессию слепая седовласая женщина лет семидесяти, а ее поводырем была маленькая зрячая девочка.
Торренс посмотрел на меня, перевел взгляд на Сэма и внезапно расхохотался:
— Теперь я понял, Даймс, что должен означать этот цирк! — Махнув в сторону слепых рукой с пистолетом и давясь от смеха, Торренс добавил: — Это — твое секретное оружие. Неужели ты не мог придумать чего-нибудь более забавное?
— Мне… Я ничего об этом не знаю, — почти прошептал Сэм.
— Хочешь отмежеваться от этой абсурдной ситуации? Прекрасно. Наконец-то у тебя начинают появляться проблески здравого смысла. — Торренс повернулся к слепым мужчинам и женщинам и проревел: — Эй вы, послушайте! Разве вы не знаете, что старинная поговорка все еще справедлива? — Он притронулся к своему зеленому глазу. — Эта поговорка гласит: «В стране слепых даже одноглазый — король!»
— Генерал Филдинг, — спокойно начала пожилая женщина.
— Убирайся отсюда, карга слепая! И уводи с собой всю шайку!
— Мы не уйдем, генерал Филдинг. Или, может быть, вы предпочитаете, чтобы вас называли вашим подлинным именем… Торренс, так, кажется?
Все веселье Торренса вдруг куда-то исчезло.
— Мастерфилд, примите меры, чтобы очистить помещение. Если через пять минут они еще будут здесь, прикажите открыть огонь.
Гвардейцы подняли автоматы.
Женщина заговорила снова. Заговорила четко и ясно. Но на сей раз она обращалась не к Торренсу.
— Стивен! Стивен, ты здесь? — позвала она. Эти слова послужили сигналом для остальных слепцов.
Все со спокойным достоинством присоединились к этому зову.
— Элизабет! Элизабет!
— Энтони!
— Ганс! Ты здесь, Ганс?
— Джо! Ты слышишь меня, мой мальчик?
— Колин!
— Роза!
— Аарон, ты здесь, сынок?
— Тео…
— Майкл, это я, твой отец.
Слепые — рабы и свободные — призывали своих сынов и дочерей.
— Колин!
— Бенджамин, я твоя мама.
— Ты меня слышишь, сынок?
— Томас…
Торренс, кипя яростью, крикнул своим подручным:
— Гоните отсюда эту мразь! И не стесняйтесь пускать в ход кулаки, если потребуется… А если они и после этого не уберутся, не жалейте патронов. Стреляйте их, как бешеных собак!
Я посмотрел на гвардейцев. Атака танкового батальона не могла потрясти их сильнее, чем появление слепых людей. Лица солдат залились краской, и все они косились друг на друга, выжидая, как поступит сосед.
Приказ Торренса они, во всяком случае, выполнять не спешили.
Слепцы продолжали звать.
— Послушай меня, Джо. Брось ружье.
— Колин, сложи оружие!
— Бенджамин…
Я переводил взгляд с одного гвардейца на другого. Они уже не казались грозными — в их душах все сильнее и сильнее начинали говорить иные, более могущественные чувства.
Неожиданно один из гвардейцев бросил автомат. Металл громко лязгнул при ударе о мрамор пола.
Тем временем слепцы ясными голосами продолжали призывать своих дочерей и сынов.
— Подними! — взревел Торренс. — Подними оружие немедленно, если не хочешь предстать перед военно-полевым судом!
Гвардеец, уставившись в пол, покачал головой. Кто-то последовал его примеру и швырнул винтовку. За винтовкой с шумом упал ручной пулемет.
— Приказываю поднять оружие!!
Еще один гвардеец бросил автомат. Еще один. И еще… На мраморный пол вестибюля со стуком посыпались пистолеты, автоматы, винтовки и ручные пулеметы. Я посмотрел на стоящих в дверях полицейских. Те, последовав примеру гвардейцев, избавлялись от своих пистолетов. Разоружение не заняло много времени, и вскоре в вестибюле воцарилась тишина.
— Все кончено, Торренс, — заговорила пожилая женщина. — Твои соправители арестованы, и все они в свое время предстанут перед судом. Так же, как и ты.
— Что?! Вы… вы, мерзкие создания, намерены судить меня? Никогда… никогда… — Он поднял пистолет и прицелился в лицо седовласой женщины.
Следующий миг подтвердил, что случайностей не бывает и что все наши спонтанные действия — результат неосознанных желаний.
Наручники были закреплены лишь на одной моей руке — появление слепых помешало гвардейцу довести дело до конца. В результате тяжелая цепь с наручником свисала с моего правого запястья.
Прежде чем Торренс успел выстрелить, я изо всех сил взмахнул цепью. Я целил в руку с пистолетом. Но я промахнулся, и цепь прошла значительно выше. Кроме того, Торренс, услышав подозрительный звук, начал поворачивать голову в мою сторону.
Цепь ударила ему в лицо, и я увидел, какой непоправимый урон нанес Торренсу угодивший в действующий глаз наручник.
Полные отчаяния проклятия и вопли генерала Филдинга еще витали в воздухе, когда невесть откуда появившиеся медики увели его прочь.
Я повернулся и увидел, что Керрис стоит на коленях рядом с мертвой девушкой и держит в руках ее окровавленную ладонь. По ее щекам бежали слезы. Я направился к ней, и мне показалось, что, кроме меня, все окружающие потеряли способность двигаться. Сотни заполнявших громадный вестибюль людей неподвижно стояли, не произнося ни слова. Здесь до сих пор царил дух Торренса, хоть этот человек и был безнадежно опозорен, а вдобавок еще и искалечен.
Но как бы ни был злобен этот тиран и как бы его ни боялись, давно укоренившийся страх стал постепенно исчезать, и вскоре гвардейцы воссоединились со своими родителями. И тут я понял, что эти солдаты давно — очень давно — не видели своих пап и мам.
Только в этот момент злобные чары Торренса рухнули окончательно.
Через некоторое время нам предстояло покинуть Нью-Йорк. Но сделали мы это, лишь убедившись, что Марни получила все заслуженные последние почести.
