Застонав, она остановилась. Должно быть, она забыла включить поворотники. Вот что бывает, когда слишком замечтаешься, — второй штраф за неделю.
Она опустила стекло и потянулась за сумкой.
— Права, регистрация, страховка.
Голос, исходивший из-за яркого, бьющего в глаза света, немедленно вогнал ее в ступор.
Это был Фрэнк Фарман.
Томми был невероятно доволен собой, когда они с отцом шли к парковке за отцовским офисом, направляясь к машине. Он чувствовал себя совсем взрослым после делового обеда, какие обычно бывали у его матери.
— Здорово было, а, приятель? — спросил отец.
— Ага.
— А ты все понял, что сказала мисс Наварре про те вопросы? В них нет ничего плохого.
Томми кивнул, но не стал ничего говорить. Он понял, что мисс Наварре не имела в виду ничего плохого, но по-прежнему сердился на детектива Мендеса и человека из ФБР за то, что они сказали его матери. Они говорили так, будто были уверены в каждом своем слове, а говорили они, что считали его отца убийцей. Быть подозрительными — это часть их работы, но Томми все равно сердился. Наверное, это была одна из тех вещей, которые он поймет сразу, как вырастет, или по крайней мере ему объяснят взрослые.
— Было очень мило с твоей стороны подарить мисс Наварре подарок, — сказал отец. — А что там было?
— Цепочка.
Его отец взглянул на него в свете рекламных фонарей.
— А где ты ее взял? Ты не выходил из дома сегодня.
Томми скривился, собираясь сделать признание.
— Мама ее выбросила. У нее с утра было такое настроение, и она ее выбросила. Но украшение было такое красивое, и я подумал, что она как бы виновата перед мисс Наварре за то, что вчера накричала на нее при всех, поэтому я решил подарить цепочку мисс Наварре. И подарил.
Его отец смотрел на дорогу.
— Твоя мать выбросила цепочку?
— Она все время что-нибудь выбрасывает. Ей не нужны красивые вещи, если она не хочет обращаться с ними как следует, — сказал Томми.
Теперь он чувствовал себя виноватым. Он знал, что не должен злиться на свою мать, когда она делала что-то в плохом настроении. Она не могла держать себя в руках в такие моменты. Он должен был переживать за нее, а не выдавать ее.
— Я сделал что-то не так? — спросил он.
— Нет, сынок. Ты не хотел ничего плохого, — сказал отец.
— Важен не подарок, а внимание, — произнес Томми. Вот еще одна вещь, которую постоянно говорили взрослые, и которую он совершенно не понимал. Но звучало хорошо.
Энн вручила документы и права Фрэнку Фарману через окно.
— Что я сделала, офицер?
— Здесь я задаю вопросы, — отрезал он. — С вами сплошные проблемы, а, мисс Наварре? Не знаете, когда надо держать рот на замке.
— Я уверена, что это не противозаконно.
— Выйти из машины! — приказал Фарман.
— Нет. — Ее ответ был машинальным.
Фарман рванул дверь «фольксвагена».
— Выйти из машины. Ваше бездумное вождение и агрессивный настрой говорят о том, что вы можете находиться в состоянии опьянения. Или вы выйдите из машины, или я вас выведу из нее и арестую.
Тогда он посадит ее на заднее сиденье своего джипа и… Что потом? Больше никто ее не увидит? Эта сцена возникла у нее перед глазами: как Дэннис говорит: «Он убил ее», — и Энн повернулась, чтобы посмотреть на Фрэнка Фармана через окно.
Дрожа, но стараясь этого не показывать, она вышла из машины. Фарман сверкнул ей в лицо своим фонариком.
— Вы звонили в службу охраны детства, — сказал он. — Написали заявление.
— Теперь это не имеет никакого значения, — проговорила Энн, — особенно после того, что произошло сегодня.
— Это останется в моем деле, — ответил он. — Вы меня скомпрометировали, из-за вас в моем деле появилось то, что не поспособствует моему продвижению по службе.
У Энн не было слов. Спрашивать: «Вы в своем уме?» — было не совсем резонно. Его жена пропала. Его сын пытался совершить убийство. А он волнуется за запись в своем личном деле, которая повлияет на продвижение по службе…
— Вы глумились надо мной, — продолжил он. — Теперь я унижу вас. Руки по швам. Как вам понравится обвинение в управлении автомобилем в состоянии опьянения, которое направится к вам в школу, мисс Наварре?
— Я не пьяна.
— Коснитесь кончика носа пальцем левой руки.
Когда она выполнила его приказ, он протянул руку и толкнул ее так сильно, что она едва не упала.
— Это нехорошо, — сказал Фарман. — Ставьте одну ногу перед другой и идите по прямой от меня.
— Вы достаточно повеселились, офицер, — проговорила Энн, стараясь перехватить контроль над ситуацией. — Положительных результатов на алкотестере вам не получить. Если вы хотели меня запугать, вам это удалось.
Он продолжал светить ей в глаза, и она не могла видеть, но со слухом у нее все было в порядке. Она услышала, как щелкнул затвор пистолета.
— Не волнуйтесь об алкотестере, — сказал он. — Я выпил столько, что хватит нам обоим. У вас будет положительный результат. Пошла. В мою машину.
Теперь она дрожала так, что не могла этого скрывать. Ей стало действительно страшно. На улице не было ни души. Они стояли в середине квартала — там, куда не доставал даже свет фонарей.
Он держал ее на мушке.
— Пошла!
Энн поставила одну ногу перед другой. Фарман сделал ей сзади подножку, и она упала на тротуар, выставив руки вперед, чтобы смягчить падение.
С виа Колинас повернула машина, и ее осветило светом фар. Энн взглянула вверх, и на ее лице отразилась вся глубина страха.
«Пожалуйста, остановитесь!»
— Это мисс Наварре! — вскрикнул Томми.
Питер Крейн припарковался у обочины перед ее «фольксвагеном».
— Томми, оставайся в машине.
— Но папа!
— Оставайся в машине!
Энн с трудом встала с тротуара.
Фарман отвернулся.
— Сэр, оставайтесь в машине.
— Что здесь происходит?
Питер Крейн. Облегчение обдало Энн, словно вода.
— Вы мешаете задержанию, — сказал Фарман. — Эта женщина пьяна.
— Нет, она не пьяна. Мыс моим сыном только что обедали с ней. Я могу поручиться за нее. Она пила содовую. — Он заглянул Фарману через плечо. — С вами все в порядке, мисс Наварре?
— Нет, — проговорила Энн. — Не все.
— У меня телефон в машине. Я вызову полицию.
