Секстон сидел в переднем ряду с таким видом, будто только что вляпался в дерьмо. Суд магистратов был для него такой низкой инстанцией, что я удивилась, почему он пришел сюда лично. Впрочем, Луиза — богатая клиентка. Игра стоит свеч.
Окружным судьей, слушающим дела в этом суде, была женщина: на лице ни намека на косметику, манеры крайне энергичные. Она лихо, почти без перерывов, разделалась с первыми делами в списке. Объявляющий только и успевал поворачиваться, курсируя между комнатой ожидания и залом суда. Наконец он вернулся в зал и произнес похоронным тоном:
— Номер семнадцать по списку — Луиза Норт, адвокат — мистер Секстон.
Здесь, как и в любом зале суда, было слышно, как открываются-закрываются массивные двери, отделяющие тюремные камеры от скамьи подсудимых, как скрежещет металл и лязгают тяжелые ключи. Обстановка нагнеталась по мере того, как звуки отпирающихся замков и хлопающих дверей становились все ближе. Я заерзала на сиденье и огляделась по сторонам: может, среди присутствующих есть кто-то, кого я знаю?
В заднем ряду мелькнуло знакомое лицо — Гил Маддик. Утомленный, будто не спал ночь, он не отрывал глаз от двери за скамьей подсудимых. Я посмотрела в ту же сторону. Дверь отворилась, и в зал шагнула Луиза, сопровождаемая двумя тюремными офицерами. Девушка была в белой блузке и черной юбке. Ее лицо казалось абсолютно бесстрастным.
Роль Луизы в данном судебном разбирательстве сводилась к минимуму: ей надо было лишь назвать свое имя, дату рождения и адрес, что она и сделала тихим, но четким голосом. Заявления будут включены в процесс, только когда дело поступит в Олд-Бейли.[29]Секретарь, слегка запинаясь, зачитал обвинения. Судья слушала, наклонив голову, кивнула, как только он закончил, и, согласно заведенному порядку, объявила, что дело направляется в Олд-Бейли.
— Через шесть недель состоится слушание в Центральном уголовном суде.
С места поднялся внушительный Таддиус Секстон.
— Мы хотели бы просить об освобождении под залог, мэм.
Судья обернулась к юристу уголовного суда, который зачитал краткое, если не сказать поверхностное, изложение прокурорского дела. Он говорил быстро, хрипло и не всегда внятно.
— Обвинение возражает против временного освобождения под залог, так как мисс Норт может не явиться на суд вследствие серьезности предъявленных ей обвинений и неизбежного пожизненного заключения, к которому она будет приговорена после осуждения. У нее нет ни семьи, ни общественных обязательств. В ее распоряжении имеются значительные денежные средства, доступ к которым не ограничен и которые позволят ей укрыться от правосудия. Поскольку она проявила большую изобретательность, пытаясь избежать судебной ответственности, есть все основания полагать, что она точно так же попытается избежать риска быть осужденной.
— Мэм, у моей клиентки хорошая репутация — она уважаемый юрист без криминального прошлого, — продолжал настаивать Секстон. — Помимо тюремного заключения есть другие меры воздействия. Можно назначить ей комендантский час и отслеживать ее передвижение с помощью электронного ножного браслета. Она готова ежедневно отмечаться в полицейском участке по месту жительства. Она сдаст свой паспорт и будет жить только по домашнему адресу.
Он слегка раскачивался на пятках и говорил убедительно, даже театрально. Судья размышляла над его аргументами ровно три секунды, а потом решительно их отвергла.
— Просьба об освобождении под залог отклоняется в связи с большой вероятностью неявки ответчицы в суд. Уведите ее.
Тюремные офицеры подошли к Луизе, но она на мгновение задержалась, глядя через весь зал туда, где сидел Гил. Ее лицо оставалось непроницаемым. Я обернулась. Маддик был в явном смятении. Когда ее увели, он с трудом поднялся и поспешно вышел из зала суда. Я не успела привлечь его внимание.
Пока заключенные один за другим, шаркая, проходили на скамью подсудимых и выслушивали приговор, я сидела и размышляла. Казалось, теперь Гил должен злиться на Луизу, ведь он слышал изложение прокурорского дела и наверняка понял, что она хотела списать на него убийство Ребекки. Однако все вышло наоборот. У Луизы нет к нему никаких чувств, это ясно. Зато Гил, похоже, от нее без ума… Я вздохнула. Все-таки люди — странные существа. А любовь вообще не поддается объяснениям.
Кстати, Роб не объявлялся и не звонил с тех пор, как мы расстались два дня назад.
Шесть недель от явки Луизы в суд магистратов до следующего слушания пролетели незаметно. В этот период попали Рождество, Новый год и незабываемо удалая вечеринка для бригады Годли, когда суперинтендант выложил на барную стойку свою кредитку и парни наклюкались от души. Мы по-прежнему готовили обвинения против Размига Сельваджи и Луизы Норт, да и новой работы хватало, однако теперь обстановка существенно разрядилась. Мы выполнили свою часть работы и перестали быть объектом пристального внимания прессы и общества.
За эти шесть недель в моей личной жизни тоже произошли изменения. Прежде всего я нашла съемную квартиру и переехала в Камден. Этот район уровнем ниже, чем Примроуз-Хилл, однако я ощутила блаженство, вновь оказавшись на собственной территории, пусть маленькой и убогой.
Наши отношения с Робом продолжались, хоть я по-прежнему не могла в них разобраться. Думаю, он тоже. Мы оба боялись форсировать события. Кажется, я ему небезразлична, но в моей душе роились сомнения: можно ли ему доверять? И стоит ли рисковать местом в бригаде? К тому же мне было страшно заводить новый роман сразу после разрыва с Яном. Я не знала, что по этому поводу думает Роб, зато сама думала о нем гораздо больше, чем хотела бы.
Словом, жизнь не стояла на месте.
Но все это время меня не оставляли мысли о Луизе. Она снилась мне по ночам, и я просыпалась в панике, с пересохшим ртом. Почему-то события той ночи, когда арестовали Сельваджи, смешались с моей тревогой за Луизу и потрясением, которое я испытала, поняв, что она и есть убийца. Во сне я бежала по темным аллеям. Мокрые ветки цеплялись за волосы и одежду, хлестали по лицу. Потом я видела Луизу, беспомощно лежащую на земле: белокурые пряди разметались вокруг головы точно пламя свечи, а над ней — угрожающе склоненная темная фигура. Иногда я просыпалась раньше, чем успевала до нее добежать. Порой все-таки добегала и обнаруживала, что вместо нее на земле лежу я сама. Темная фигура вдруг оборачивалась и вонзала мне в живот нож. Вблизи я видела ее глаза — такие же серебристо-серые, как у Луизы…
Я чувствовала: мне обязательно надо с ней встретиться, вспомнить о том, кто она есть на самом деле. Прежде всего она преступница.
Как мы и думали, на слушании в Олд-Бейли Луиза опять подала прошение о временном освобождении под залог. На этом процессе ее наконец-то будут судить, и я, дрожа от волнения, прошла пост охраны и направилась в зал номер один.
Раньше мне не доводилось бывать по служебным делам в Олд-Бейли. В каждом коридоре звучало эхо истории: на протяжении веков до меня здесь ходили знаменитые преступники, невинно осужденные, безумцы и отпетые злодеи.
