“Это ” хава нагила ”, балканский вариант ”,- насмешливо говорила Вера.
Ужинали они в одной и той же таверне, рядом с отелем. На третий раз к ним вышел хозяин – собственноручно выбирать для них рыбу.
“Что такое немцы? – важно спросил господин Закариас, когда в половине второго Катя спала головой на коленях у отца, а
Вера, позевывая, ковыряла ложкой десерт. – Что такое немцы? Или шведы?.. По бутылке пива на каждого, и они весь вечер занимают столик… Что такое русские? Они делают заказ! Они хотят филе меч-рыбы, грик-сэлад, креветок, десерт! Их приятно кормить! Это клиенты! Иногда они шумят.
Но они столько пьют, что имеют право шуметь! ”
“Господи, Боря,- устало вздохнула Вера, – но он же изъясняется совершенно, как бабелевские персонажи! ”
“По-английски!.. Говори по-английски! – сердито сказал
Полетаев. – Человек к нам со всей душой! Это невежливо ”.
На пятый вечер Закариас принес к их столику маленький, тяжелый бочонок.
“Локаль вайн, – важно объявил Закариас. – Это подарок ”.
Полетаев под насмешливым взглядом Веры снял с руки часы
“Командирские ” и вложил в ладонь Закариаса.
“Надо соответствовать национальному образу ”,- виновато объяснил жене Полетаев.
Полетаев открыл дверь, пропустил Катю и шагнул в квартиру.
Он услышал, как Вера говорит по телефону: “ Брось, Мартик, это все ерунда… Ничего я про себя не знаю, и никакого отпуска у меня долго не будет… Скорее всего вы сами приедете… Не зарекайся… Вот когда твой загадочный муж и мой загадочный муж будут пить на кухне, мы это обсудим.
Привет Теме… Хорошо, Борис ему перезвонит… Целую тебя”.
– Ма, мы на машине ехали, – сказала Катя.
– И мы на машине ехали, – весело ответила Вера. – Привет,
Борь.
Она поцеловала Катю и сняла с ее головы берет.
– Боря, Марта звонила.
– Да, я слышал… Что у них? Привет…
– У них все хорошо, – сказала Вера. – Тема просил тебя позвонить ему, когда придешь.
Вера недавно пришла домой, она не успела переодеться.
– Марта звала нас на Рождество, – сказала Вера из комнаты.
– Что ты думаешь?
– Глупости! – буркнул Полетаев.
– Что?..
– Посмотрим… Катюш, не бросай плащ…
Полетаев разделся, сунул ноги в войлочные тапочки и пошел в свой кабинет.
– Тема сейчас в Нанте! – крикнула из комнаты Вера. – Я записала его телефон. Он просил тебя позвонить.
– Я понял, – ответил Полетаев из кабинета. – А что случилось?
– Боря, может, будет удобней разговаривать в одной комнате? – раздраженно спросила Вера.
Полетаев вошел в гостиную. Вера просматривала Катину тетрадку, Катя стояла рядом с ней и негромко говорила про
Гольдони и апельсины.
– Извини, – сказал Полетаев. – А что случилось?
– Он просил тебе передать, что Фриц заболел и переехал.
– Фриц?.. Горчаков?.. Ах ты черт…
– Что случилось? – встревожилась Вера.
– Нет, ничего… Это Темины дела…
– Боря, разбери свою сумку, – попросила Вера.
– Какую сумку?
– Твой “ рибок ” дорожный. У тебя в берлоге, под столом.
Три недели прошу тебя – разбери.
“Там же ” Бучананз ”…- подумал Полетаев. – Очень кстати… ”
В аэропорту, на Керкире, Полетаев собрал по карманам последние драхмы и купил бутылку ”Бучананз ”.
Они вернулись больше месяца назад, прилетели поздно вечером, наутро Садовников срочно вызвал Полетаева на оперативку. Потом Полетаев поехал на директорат – там разбирался скандал, который устроил Вацек на ученом совете. Потом сел читать статью Гариваса в “ Мониторе ”. А в одиннадцать часов вечера Садовников приехал за ним и увез во Внуково. Поэтому сумку Полетаев так и не разобрал.
Вера с Катей пошли на кухню, вскоре там зазвякало и зашкворчало.
– Боря, ты ужинать будешь? – крикнула Вера.
– Нет, спасибо…
– Ты дневник смотрел?
– Нет…
Он мог проверить Катин дневник, мог не проверять – Вера заглядывала туда по утрам. И Катя всегда была дисциплинированна и сообщала о форс-мажорных записях.
Полетаев прикрыл дверь, выволок из-под стола большую красную сумку и открыл “ молнию ”. Сверху лежала карта
Итаки. Полетаев бросил карту на стол и сунул руку в сумку, нащупывая там “ Бучананз ”. В аэропорту он завернул бутылку в свитер. Но вместо пузатой четырехгранной бутылки его рука наткнулась на пластмассовую обтекаемую коробочку.
љ“Это что такое? ”
Полетаев вытащил предмет из-под шорт, ласт, пляжных сандалий, каких-то сувенирных раковин и свитера с твердым внутри.
Это был маленький черный приемничек “ Филипс ”.
“Хм… Во дела! ” – подумал Полетаев и улыбнулся.
Он не прикасался к приемнику с последнего дня на островах.
Выключил его, когда они подплывали к Керкире, и уложил в сумку. Передвинул тумблер на “off”, а верньер настройки не трогал. И “Филипс ” остался на частоте радиостанции
Керкиры.
Полетаев сел в кресло, протянул руку, взял со стола пачку
“Голуаз ”, закурил и посмотрел за окно.
Там шел дождь.
“Я нормальный взрослый человек, – подумал Полетаев, – и эта “ зима тревоги нашей ” кончится рано или поздно. И
Катя поумнеет… И Верка поумнеет. А не поумнеет – так черт с ней. Но мне бы знамение… Именно сейчас, и именно мне… ”
Он глубоко затянулся, еще раз посмотрел за окно, на крупный частый дождь, на светофор и серых голубей на карнизе. Он представил белесое небо, осликов, навьюченных дровами, оливковые рощи. Он подумал, что можно уйти к
Аландарову. Сектор Аландарова занимался спецразработками, для Аландарова у Штюрмера руки были коротки.
Полетаев вдруг передвинул тумблер на “on”.
“… Па ме гиа ипно Катерина, па ме но лаксу ме зои… ”
Бред…
Полетаев потряс приемник.
“Па ме гиа ипно Катерина… ”
Изнывающий голос, бузука, скрипка, аккордеон.
Он расплющил окурок в пепельнице и обеими руками схватил приемник.
“ Филипс ” звучал негромко и чисто. Полетаев бережно положил приемник на пол, закурил новую сигарету – руки тряслись, он не сразу попал кончиком сигареты в пламя зажигалки.
“… Па ме гиа ипно Катерина… ”
