строже и одеты все одинаково – в красные халаты с кольчугой, шлемы, и мягкие туфли, как у артистов балета. Вооружены мечами, а некоторые даже имели на поясе некое подобие пистолей со стволами крупного калибра. Все воины посмотрели на Филиппа, но тотчас расступились, среагировав на какую-то отрывистую команду. Из-за них по образовавшемуся коридору вышла целая делегация – восемь китайцев средних лет в разноцветных шелковых платьях, среди которых самым первым шел совсем молодой на вид человек с женоподобным лицом в желтом кафтане с вышитыми на нем красными драконами (позже Филипп узнает, что носить изображения драконов на одежде имеет право только цинская знать и крупные чиновники).
Завадский поздоровался слегка поклонившись. Подошедший к нему молодой китаец ответил легким кивком. От важности, исходившей от китайцев как будто сгущался воздух, братья мигом поняли, что прибывшие к ним люди серьезные и замерли. Боря неслышно возник и зная китайские обычаи – в пояс поклонился юноше.
– Прошу, – дружелюбно сказал Филипп, указывая на распахнутую дверь в главную избу, которую они использовали для приемов.
Делегация молча вошла. Завадский указал на большой стол с креслами, но за стол сел только юноша, а остальные китайцы встали у стены за его спиной. Филипп сел напротив, киргиз Боря примостился сбоку, склонившись в три погибели.
Китаец некоторое время молчал, разглядывая Филиппа чересчур комичным для юноши строгим взором, затем произнес что-то спокойным тихим голосом.
Боря мигом вспотел, и брови его поползли наверх. Завадский терпеливо ждал перевода.
– Ты ведаешь, льяовай, еже опиум растити и тем паче торговати в нашей империи запрещено? – дрожащим голосом перевел старик.
Глава 37
Это было конечно не совсем то, что хотел услышать Филипп, но он был готов к подобным словам. Расскажи это англичанам, хотелось сказать ему, но он ответил как положено:
– Прощу прощения, господин, мы об этом не знали.
Юноша спокойно положил руки на стол ладонями вниз. Китайцы за его спиной обратились в статуи – казалось, не дышали и все как один глядели вниз перед собой.
Боря перевел слова Филиппа и озвучил новый вопрос китайца:
– Елико у тебя его осталося?
– Чуть больше шестисот фунтов.
Китаец задумался на несколько секунд. В это время появился Терентий с подносом и поставил на стол фарфоровые чашки с дымящимся чаем. Боря с величайшей деликатностью подвинул самую красивую золоченую чашку важному гостю и тотчас весь обратился в слух, так как китаец снова заговорил.
– Признаться, наша семья удивлена яко сия дрянь расходится зде. Будто лесной пожар…
Лукавый огонек мелькнул в глазах азиата.
– Ваша страна богата и в ней живет много людей.
– Но не здесь. – Китаец развел руки в стороны и Филипп впервые обратил внимание, что парень ведет себя чересчур уверенно – движения его были спокойны и величественны. – Внешняя Монголия – царство бедняков. А он разлетается даже в нищих деревнях.
Завадский молчал, ожидая более явного намека и дождался - китаец продолжил:
– И ежели бедняки готовы отдавать последнее за сей товар, еже станется егда он попадет в другие провинции? – китаец посмотрел Завадскому в глаза. Боря продолжал переводить. – Иде живет больше людей и главное – больше богатых людей?
Филипп склонил голову набок.
– Можно ли одними запретами остановить движение бурной реки? – подбросил он дровишек в демагогические рассуждения китайца. – Или разумнее обратить ее силу на служение чему-то благому?
Завадскому показалось, что он уловил в выражении лица юноши некий намек на улыбку.
– Мысль несомненно мудрая, однако порождает вопрос, – китаец неспешно вытянул тонкую ладонь в сторону Филиппа, – каковы возможности нашего гостя? И насколько серьезны его намерения?
Филипп тоже положил ладони на стол и слегка наклонился в сторону юноши.
– Серьезнее не бывает.
Китаец внимательно посмотрел на Завадского и тот увидел, что теперь они совершенно точно понимают друг друга.
– Это лишь половина ответа.
– Я могу привезти столько опиума, сколько вы пожелаете взять.
– По какой цене?
Филипп назвал.
– Вдвое меньше, – не согласился китаец.
– При условии покупки от тонны. - Пошел на риск Филипп.
– Ну что ж, предположим я готов купить... три.
У Филиппа захватило дух, но он удержал себя в руках.
– Вы серьезный человек.
– Наша семья не получила бы того, что имеет здесь, ежели бы не умела трезво смотреть в будущее.
– Через десять месяцев я привезу сюда три тонны.
– Не сюда. Мои люди проложат дорогу за Орхоном. Онамое место годе сокрыто горами от посторонних глаз. Серьезным делам не нужен лишний призор.
– Согласен.
Китаец сложил ладони на столе.
– Чжуан Юншэнь, – произнес он, слегка склонив лицо.
– Филипп. – Поклонился в ответ Завадский. – Полагаю, ваша семья имеет большое влияние в этих местах?
– Семья Чжуан контролирует все отсюда до Хайлара, включая приграничные земли с вашим государством. – Китаец посмотрел на Филиппа. – Но можно ли ожидати подобного с вашей стороны?
Филипп ощутил неприятный укол – одна из серьезных проблем, которую ему еще предстояло решить, но он произнес невозмутимо:
– С нашей стороны проблем не будет.
– Тогда можно выпить чаю. – Юншэнь поднял золоченую чашку и наконец широко улыбнулся. Филипп приподнял свою.
– За успешное сотрудничество!
– О! – спохватился Юншэнь и рявкнул так, что Боря не решился перевести.
Тотчас два китайца за спиной выбежали из избы и вернулись с внушительным сундуком.
– Забыл сказать, – пояснил Юншэнь, глядя как китайцы затаскивают сундук и открывают крышку, под которой сверкнули серебряные слитки, – наше сотрудничество начинается уже сейчас. Я выкупаю все что у тебя осталось…
***
Приятное дополнение к новому знакомству – безопасный путь до самой границы. Юншэнь не обманул – его семья была настолько влиятельной, что никто не смел даже косо посмотреть в их сторону, пока они мчались на новых лошадях, почти без остановок по территории Монголии, минуя все посты. Уже на третий день они ступили на русскую землю и Филипп будто зверь почувствовал угрозу, но он был готов к этому. Во всяком случае, он так думал…
Не доезжая до Селенгинска, они планировали повернуть на Иркутск, обогнув Байкал с юга и нанять струги на Ангаре. Дорога была проезжая, хорошая, сухая, но в этот час малолюдная – дело шло к вечеру, была осень и темнело теперь
