шел Скоробогатов.
Ломова спасло только то, что его подопечный в этот момент оглядывал двор. Нарисоваться перед ним в третий раз за день было бы непростительной глупостью, и это наверняка закончилось бы долгой беготней по улицам, а может, и перестрелкой, потому что еще раз выпускать Скоробогатова Ломов не собирался.
Он шагнул назад в полумрак подъезда, легонько потянул на себя внутреннюю дверь, чтобы за нею спрятаться, но та так пронзительно взвизгнула, что он решил не испытывать судьбу. Ломов лишь прижался к стене и одними губами прошептал:
– Только бы никто не появился. Всего одну минуту. Мне нужна всего одна минута.
Ломов не видел, как Скоробогатов подошел к машине, а когда послышался легкий скрип открываемой дверцы, решил, что пора действовать. Он обхватил пальцами рукоятку пистолета и, пока не вынимая его, вышел из укрытия. Антон стоял всего в трех метрах спиной к нему и разглядывал колесо. До ближайших жителей домов было довольно далеко. Ломов бесшумно подошел к Скоробогатову, достал наконец оружие и спокойно проговорил:
– Не вздумай шуметь и дергаться. У меня с глушаком. Стой спокойно, руки за спину.
Внутри у Антона все как будто оборвалось, и он едва сдержал себя, чтобы не закричать от отчаяния и обиды. Он еще не видел незнакомца, но уже точно знал, что это тот самый атлет из «жигулей» с московскими номерами, в существование которого ему так не хотелось верить. А Ломов, закрывая пленника своим телом от посторонних глаз, ловко надел на него наручники, затем обыскал свободной рукой, выдернул из кармана куртки пистолет и приказал:
– Быстро полезай в машину и сиди тихо как мышь. Заграница пока откладывается.
Ломов втолкнул еще не пришедшего в себя Скоробогатова в машину, сел сам и помог Антону перебросить ноги через рычаг. Он торопился уехать из этого опасного людного места, но уже ликовал в душе, понимая, что дело сделано. Даже если кто-то успел заметить их из окна, все выглядело вполне пристойно, разве что оба залезли в машину через водительскую дверь.
– Ключи в куртке? – доброжелательно спросил Ломов и полез Антону в карман.
– Парень, ты чего? Я ее купил… – Скоробогатов наконец снова обрел дар речи, но Ломов перебил его:
– Потом, все потом. Где ключи? И не тяни резину, а то я тебе сделаю очень больно. Очень-очень больно.
– В кулаке, – сразу ответил Антон и еще раз попытался свести разговор к машине: – Забирай тачку, только меня отпусти. Я-то тебе зачем?
– Тихо. Пригодишься, – ответил Ломов. Он отобрал у Скоробогатова ключи, завел машину и медленно подал назад. А уже через минуту Ломов колесил по переулкам, пытаясь добраться до забора, где оставил свои «жигули». – Брюлики где? – как-то даже весело спросил он. – Только не ври. Я не мент, с меня за твою разбитую рожу никто не спросит.
– Какие брюлики? – так окончательно и не поверив в то, что пришло время расставаться с бриллиантами, спросил Антон. Ломов всего лишь на долю секунды отнял правую руку от руля, тыльной стороной ладони несильно ударил Скоробогатова по губам, и тот вскрикнул от боли.
– Слушай, времени у нас теперь хоть отбавляй, – сказал Ломов. – Я тебя сейчас отдам двум здоровым мужикам, и они долго-долго будут рвать тебя по кусочкам на части.
– Ты меня отпустишь? – со слезами на глазах вдруг спросил Антон. – Если отдам, отпустишь?
– Тебе что, расписку выдать? – усмехнулся Ломов. – По-моему, ты не понимаешь, что говоришь. Через полчаса ты будешь умолять, чтобы я послушал тебя. Какие же вы все-таки бестолковые. Пока вам кости не переломаешь, ничего не хотите понимать.
– Они у меня в носках, – признался Скоробогатов.
Ломов наконец попал в нужный ему переулок, доехал до стройки и поставил «ауди» за забором, рядом с «жигулями». В этом укромном месте можно было не опасаться, что кто-то из любопытства начнет заглядывать в окна машины, и Ломов решил закончить дело прямо здесь. Он заглушил двигатель, повернулся к Антону и обшарил его с ног до головы.
– Кто еще, кроме твоей бабы, знает о бриллиантах? – высыпав на ладонь несколько штук, спросил он.
– Так это Валька вас… – покачал головой Скоробогатов.
– Нет, это твой дружок Петухов тебя, – поняв, о чем речь, ответил Ломов. – Никуда он не уехал, да и ты никуда не делся бы. Только до границы. Если уж сорвал такой куш, надо хотя бы полгода отсидеться в каком-нибудь Новодрищенске, хорошенько подготовиться. Ну так, кто еще знает?
– Больше никто, – ответил Антон. – Ленка с Серегой тоже не знают. Мы думали, там только деньги.
– Ни одного не потерял? – рассматривая бриллиант на свет, спросил Ломов.
– Все здесь.
Мирный, какой-то даже будничный разговор несколько успокоил Скоробогатова, он перестал дрожать и поменял позу. Наручники впились ему в запястья, и чтобы не налегать поясницей на руки, Антону пришлось развернуться к Ломову. А тот убрал остатки долларов и пакеты с бриллиантами в карман, достал телефон и позвонил Синееву. Он объяснил, где найти Мокроусова, сказал, чтобы они дожидались его у гостиницы «Центральная», и перед тем, как отключиться, наконец сообщил:
– Порядок, Серега. Едем в Москву.
– А я? – понимая, что в ближайшие несколько секунд решится его участь, с дрожью в голосе спросил Антон. – Я же отдал…
– Ты Дарвина читал? – с прежним радушием спросил Ломов, убирая телефонную трубку во внутренний карман. Не вынимая из-под куртки руки, он взялся за рукоятку пистолета и потянул его на себя.
– Нет, не читал, – с надеждой вглядываясь в лицо Ломова, ответил Скоробогатов. Неуместная благожелательность, с которой говорил «охотник», наводила на Антона ужас и сбивала его с толку. Скоробогатов не понимал, что делать: унижаться и просить пощады, терпеливо дожидаться, когда его отпустят, или попробовать отбиться – обеими ногами ударить ему в лицо и бить, пока тот не потеряет сознание.
– Я так и знал, – печально проговорил Ломов. – А зря. Хороший был мужик. Нашу с тобой встречу описал, как будто сам видел. Ну а слова-то такие знаешь
