ещё никто не поднимался, хотя привести его в порядок было важнее, чем старательно отмывать первый. Хотя Йован не сомневался, что вдова не мучилась с тряпками и швабрами, а просто применила какое-то заклинание. Двери спален были распахнуты, в разбитые окна задувал ветер, от чего в доме стало довольно прохладно. Йован мельком заглянул в открытые комнаты и отправился к себе.
На его кровати блестели мелкие осколки. Решив не утруждать себя уборкой, он просто скинул покрывало на пол, лёг и уставился в потолок.
«Всё это — охренеть, какая огромная задница», — подытожил он.
На мгновение ему почудился стук коготков. Йован тяжело вздохнул и мысленно попросил прощения у миссис Мыши. В этот момент очень не хватало внимательного взгляда маленьких чёрных глаз, в котором иной раз проступало почти человеческое понимание. Бедной крысе предстояло восстановление длиной не менее недели. Оставалось только надеяться, что он не нанёс её психике непоправимый вред.
Оглядевшись вокруг, Йован, за неимением лучших вариантов, выбрал в качестве собеседника паука, ютившегося в уголке над шкафом.
«Итак, мистер Восьмиглаз, что мне теперь делать?»
Паук философски молчал, давая шанс неразумному человечишке самому решить свои проблемы.
Думать о вдове было горько. О Гае — отчасти страшно.
«Он ведь так и останется здесь навсегда, если я не смогу убедить его уехать…»
Йован поежился, представив себе дальнейшую жизнь Гисборна, помнящего обо всём и скрывающего это. Веками жить здесь, бок о бок со вдовой, зная, что проклятие пало, но не имея возможности уйти — если бы Йован верил в ад, то такое существование было бы где-то между седьмым и восьмым кругами.
«Вот уж нет! — со злостью подумал он. — Может я и трус, но чего я никогда не делал, так это не бросал друзей».
Мистер Восьмиглаз выражал молчаливое одобрение. Конечно, до крысы с её умной мордочкой пауку было далеко, но всё же он неплохо справлялся с ролью воображаемого советчика.
Однако проблема оставалась нерешённой. Как двум почти ничего не смыслящим в магии людям можно наверняка обезопаситься от колдуньи?
Йован считал, что им стоит рискнуть и просто уехать. Паук предлагал расчленить вдову и закопать части как можно глубже. Он был слишком жесток для такого крохи.
Неизвестно, в каком варианте доля риска была больше, и всё же прямое нападение казалось слишком уж радикальным.
Он прислушался. Внизу раздавались голоса: Гисборн всё ещё рассказывал, вдова и дети иногда задавали какие-то вопросы, но слов было не разобрать. Йован был уверен, что старушка внимательно ищет подвох в рассказе и жалел, что они с Гаем не успели как следует обговорить детали истории, которая не вызовет у неё подозрений. Впрочем, происшествие было из ряда вон выходящим, и вдова точно должна была засомневаться в действенности своих чар.
Когда ей стало известно, что Гай освободился от её заклятия, то, возможно, не стала ждать и сразу же наложила новое? В таком случае, если убийство Робина было под запретом, вдова догадается об амулетах. А она, при её-то могуществе, точно сможет побороть эту защиту, наскоро сделанную полубессильной нежитью.
Был бы Гай чуть решительнее, можно было бы сбежать, даже не возвращаясь в деревню, и пусть старушка думала бы, что их захватил Робин или сожрали дикие ежи… Но нет, Гисборн методично накручивал и себя, и Йована, уверяя, что вдова знает чуть ли не всё и может достать на другом конце вселенной.
Но теперь оставалось только надеяться, что старушка поверит Гаю, а после — что Гай согласится на побег.
Глава XXIX. Отъезд
Где-то через полчаса Гисборн постучался в комнату.
— И семисот лет не прошло! — недовольно фыркнул Йован. — Заходи. Ну что там? Нас не собираются убивать?
— Разве что нескончаемыми расспросами.
— Думаешь, она ничего не заподозрила?
Гай неопределенно пожал плечами.
— Даже если и так, наши проблемы окончены. Я уверен, что вдова не причинит нам вреда. Когда ты собираешься уезжать?
— Когда мы собираемся уезжать, ты хотел спросить? — с нажимом поправил Йован.
— Я уже говорил, что не покину деревню.
— Каждый из нас временами несёт несусветную чушь — и это был как раз такой случай.
Ничего не ответив, Гисборн подошёл к окну и вперился в даль таким задумчивым взглядом, будто решил податься в супергерои, а первой из пафосных фишек выбрал размышления над городом.
— Ты неправильно стоишь, — хмыкнул Йован. — Спину прямее, расправь плечи и скрести руки на груди. А ещё нужен ветер, чтобы плащ развевался. Только выполнив все условия человек имеет право погружаться в мысли о самопожертвовании.
— Это не самопожертвование.
— Ещё какое! И ладно бы ты кого-то этим спасал, но нет, ты тупо кладёшь себя на алтарь идиотской привычки постоянно страдать.
— Как поэтично, — буркнул Гай, не отворачиваясь от окна.
В дальних домах горел свет. Вряд ли хоть один человек в деревне сейчас спал. Наверняка жители собрались и засели где-то там, сбившись в кучу и держась за руки, как дрейфующие выдры. И тряслись от страха сильнее, чем когда-либо, несмотря на то, что их враг убит.
Йован подошёл к окну и задернул штору прямо перед носом Гая.
— Я познакомлю тебя со столькими видами бухла, что ты даже не сможешь их сосчитать.
Некоторое время Гисборн продолжал философски созерцать закрытую штору и только через пару минут наконец повернулся. На его лице читалась грусть, в кои веки-то раз без примеси раздражения.
«Какие глубокие чувства к алкоголю!» — умилился Йован, представив его рыдающим от переизбытка эмоций у витрины винного магазина.
Гай быстро обвёл глазами комнату и решил, что противоположная стена тоже подойдёт для того, чтобы на неё глубокомысленно смотреть. Эта его манера в стрессовых ситуациях таращиться в сторону начинала сильно подбешивать.
Йован пощёлкал пальцами перед его лицом и наконец удостоился взгляда.
— Бухло, чувак, бухло. А ещё чёрные готические плащи, декоративные и не очень ножи, кино про зомби и куча всего, что тебе понравится.
Вздохнув, Гисборн опустил голову.
— Я хотел бы уехать.
— Совсем не звучит как согласие, — нахмурился Йован. — Вот скажи, что такого ужасного может сделать вдова, что из-за этого стоит запереть себя здесь?
Гай вдруг встрепенулся и резко схватил его за предплечье.
— Отдай оберег.
— Что?
— Отдай оберег, — повторил он, шипя сквозь зубы. — Или сам отберу.
Йован отшатнулся, но крепкая хватка не позволила ему сделать и шагу назад.
— Ни за что! Это самый несправедливый исход из всех возможных! Серьёзно, чел, лучше сдохнуть, чем забыть такие вещи.
Выражение лица Гисборна нисколько не утратило злости. Но пока он
