Парни полегли, но тревогу поднять успели, и из крепости тоже бросились им на выручку, это ж надо? Хамство какое?
Сначала у них под стенами на людей нападают, а потом что – на голову нагадят?
Кротостью нрава Лазурные никогда не отличались, даром, что пехота, закипела ожесточенная схватка. Вот в нее-то и попали ивернейцы, и труса праздновать не собирались.
Все в одной лодке, всем грести надо.
Это оказалось последней каплей.
Людей Альсина смяли, если кому и удалось удрать, их счастье, а Джерисон нашел глазами коменданта крепости, крепкого старика лет пятидесяти.
– Лэйр Ольсен?
– Граф Иртон?
Лэйр снял шлем, забрызганный кровью, и прищурился на графа. В возрасте у него развилась частичная дальнозоркость, но кому это мешает?
Руки сильные, ноги быстрые и удар точен, человека четыре это на себе точно почувствовали. Это и было последним их чувством в жизни.
– Какими судьбами? Вообще, что происходит?
– Вы меня не узнаете, лэйр Ольсен?
Мигель Ивернейский не мог не подсуетиться. А и то – парень труса не праздновал, все правильно сделал.
– Ваше высочество?
Память у мужчины тоже была каждому на зависть.
– Да… в столице бунт. Гардвейг убит, граф Иртон чудом спас ее высочество Марию…
– ЧТО?!
Мигель развел руками.
– Я сейчас прикажу привезти девушек… моя сестра тоже с нами. Пришлось бежать…
Комендант кивнул.
И ждал, пока не привезут принцесс. Распоряжался уборкой, разговаривал с купцами, обещал, что даст им сопровождение, приказывал кого перевязать, кого допросить…
Только когда со стороны Кардина показались две лошади с четырьмя всадниками, он вгляделся – и задумчиво кивнул.
Ее высочество он узнал. А по расспросам выживших наемников – часть истории уже получила подтверждение. Да, дела…
***
Принцесса Мария едва на ногах держалась, но на коменданта смотрела прямо и строго.
– Лэйр Ольсен, вы меня знаете?
– Я вас видел, ваше высочество. Даже был представлен, как и многие другие.
Мария покраснела.
– Простите. Я настолько растерялась перед свадьбой…
Лэйр махнул рукой.
– Ваше высочество, вы расскажите, что случилось?
Джес усмехнулся. Ну да, ему не до конца доверяют, чего там… и пусть. Переживем.
Так что рассказывала Мария.
О танце, о том, как они прятались вместе с графом, как в бальный зал принесли голову ее отца, как они выбирались из столицы…
Лэйр Ольсен молча слушал. А потом подвел итог, внушительно и увесисто, словно печать приложил к королевскому указу.
– Ваше высочество, народ поднимать надо.
Мария кивнула, и лэйр продолжил.
– У нас тут голубятня есть, а птички быстрые. Это по ночам они не летают, а сейчас уж светает, в самый раз будет… напишете своей рукой записочки?
Мария кивнула.
– Идемте, лэйр. Только распорядитесь устроить моих сопровождающих.
Джес и не подумал соваться вслед за принцессой. Не ко времени.
Ему сейчас отдохнуть чуток, и возвращаться в Кардин. У него там дочь, жена… да просто там его люди! И что теперь – сдаваться на милость бешеной суки и ее любовника? Вот не дождется!
***
– Милли, нам долго до Летнего дворца ехать?
– Дня три. Мы обычно ехали три дня…
– Это с кортежем, с собачками и пажами?
– Не было у меня никаких собачек.
– Ничего. Выберемся – я тебе вирманского собакена подарю. Оценишь.
– Хорошо. Выберемся – буду благодарна.
Тяжко ехать лежа и молча, ехать лежа и с разговорами оно куда как интереснее. Вот Лиля и болтала хоть бы о чем, отвлекая свою пациентку (а то как же, раз лечила, значит, пациентка) от дурных мыслей.
– У меня, вот, двое. Нанук и Ляля.
– А где они сейчас?
Лиле тоже хотелось бы это знать. Но Гэла она тоже знала. Если о Миранде он позаботился, то и собак без присмотра не оставит. Собаки для вирманина – как лошади в Ханганате. Друзья, чуть ли не часть жизни, уж всяко дороже иных людей.
– Не знаю. И собаки, и лошади… у меня, вот, аварец есть.
– Красивый?
– Очень. Его Лидарх зовут…
Как-то не складывалась беседа.
Они-то сбежали, а вот как складываются дела у тех, кто остался в городе? Вот вопрос…
Вирма. Клан Гардрен.
Они пришли ночью.
Молча, не вызывая на бой, как подлецы и трусы, они шли, завернувшись в черные тряпки и измазав лица сажей. Тихо убили собак и перебрались через частокол.
Иану Гардрену не спалось. На ужин мальчик объелся вишневого пирога, и теперь животик регулярно требовал избавить его от излишков пищи.
Горшок?
Он же взрослый, ему уже десять лет!
Только отхожее место!
Этого пришельцы не учли. Того, что мальчишка может спрятаться, что при виде черных теней не закричит, не побежит, а просто замрет в испуге…
Это слуги Холоша?
За ним?
Ой, мамочки, страшно-то как…
Иан смотрел, как черные тени приближаются к дому, как летят в него огненные стрелы, как выбегают из дома его старшие братья, их воины, женщины… и попадают под безжалостные арбалетные стрелы.
Им не дали честной битвы.
Эти люди пришли убивать, и убивали всех.
Мальчишка стиснул зубы.
Чего ему стоило это решение… он не бросился вперед, не погиб, защищая родных. Вместо этого (благо, в шуме и гаме его все равно никто бы не услышал), он выломал одну из досок в задней стенке нужника и выполз наружу. Тут же покатился по земле… рядом должна быть лужа, отец ругался, требовал ее засыпать, а то не просыхает… отлично!
Грязь – замечательная штука, особенно такая, черная, липкая…
Ни белой рубашонки, ни лица, ни светлых волос не заметят – все скрылось под слоем грязи.
Иан прижался к высокому тыну – перелезть он все равно бы не смог, заполз в заросли дикой ежевики, и спрятался в самой глубине колючих веток. Самой-самой.
Колючки впивались в кожу, рвали одежду, оставляли глубокие царапины…
Плевать!
Здесь и сейчас у него другая цель, он должен, обязан узнать хоть что-то. Он не сможет никому помочь, но отомстить он сможет! Холош свидетель!
