— и что с того? Значит, так оно и нужно. Никто против этого не протестует. И даже наоборот! Если птицы перестанут есть червей, наступит всеобщий хаос! Эти черти (то есть черви) сожрут всю листву — и тогда погибнут все деревья. Исчезнут леса. Не станет кислорода — и неизбежно погибнут звери, птицы и сам человек! В короткое время исчезнет великая цивилизация — и всё из-за какого-то жалкого червя! Выходит, зря так сокрушался Заболоцкий в своём «Лодейникове»: «Жук ел траву, жука клевала птица, хорёк пил мозг из птичьей головы, и страхом перекошенные лица ночных существ смотрели из травы, природы вековечная давильня соединяла смерть и бытиё в один клубок, и мысль была бессильна, разъединить два таинства её!» Хорошо написал, чёрт подери! Андрей засмеялся от удовольствия. Стоило вырваться из города, оказаться в тишине и нетронутости, и сразу потянуло на поэзию, на высокое, вечное и прекрасное. Но через несколько шагов он вспомнил, что Заболоцкий отсидел несколько лет в сталинских лагерях, а до этого едва не сошёл с ума от изощрённых издевательств во время следствия, и блаженная улыбка сползла с его лица. Получалось, что искусство и высшая гармония не спасали ни от тюрьмы, ни от несправедливости. И снова он возвращался к тому, с чего и начал: вся надежда на грубую физическую силу. Недаром почти все гениальные поэты умерли молодыми — от пули или от злых языков (которые страшнее пистолета) — не суть важно. Это всё равно. Это. Всё. Равно…
Андрей вдруг остановился. Перед ним был коттедж Волкова. При свете дня он выглядел ещё внушительнее. Кирпич на его постройку был употреблён не простой, а облицовочный. Крыша была покрыта красной черепицей, а под крышей устроен роскошный зимний сад — сквозь стёкла видна была густая зелень, совершенно ошеломительная среди снежных увалов. Андрей присвистнул. Неплохо люди живут. А ведь это всего лишь дача! Что же у него дома творится? Официальная зарплата заместителя губернатора составляла чуть больше полумиллиона рублей в месяц. Стоимость коттеджа вместе с землёй тянула миллионов на сто — это если брать по минимуму. На такой домик он бы и за пятьдесят лет не накопил — если бы жил, как говорится, на одну зарплату. Вот и получалось, что этот человек был лишним на земле. Вредным и ненужным.
Андрей обошёл посёлок кругом и вернулся в отправную точку с другой стороны, словно бы совершил кругосветное путешествие. Мужичок уже растопил печку, за чугунной дверкой весело потрескивали дрова, от плиты шёл белый дым, в доме было тепло и угарно.
— Садись чай пить! — задорно предложил мужичок. — Тебя как зовут-то?
— Альбертом.
— А фамилиё?
— Мугинштейн.
Мужик так и присел.
— Еврей, что ли?
— Вроде того. А ты что, не любишь евреев?
Мужичок почесал за ухом.
— Да как тебе сказать. Меня это дело не колышет. Живите!
— Спасибо!
Мужичок завошкался возле печки, загремел дровами, судорожно распахнул раскалённую дверцу и напустил в комнату дыма.
— Ну ты это, полегче там орудуй, — замахал руками Андрей. — Ты трубу чистишь иногда?
— Я то чищу… — с каким-то странным выражением отозвался мужичок, продолжая возиться возле печки.
Андрей помолчал с минуту, потом не удержался.
— А ведь ты не любишь евреев, а? Ну признайся.
Мужичок мрачно посмотрел на него из угла и спросил с вызовом:
— А вот ты мне скажи: зачем вы Иисуса распяли?
Андрей рассмеялся.
— Кто тебе сказал такую глупость?
— Ты не увиливай. Я сам знаю.
— Ничего ты не знаешь! Христа распяли римляне. Понтий Пилат постарался, наместник римлян в Иудее. При чём тут евреи? А даже если бы и распяли. Это когда было! Две тысячи лет прошло!
Мужичок отвернулся. Видно было по нему, что слова Андрея его не убедили.
— А ты сам часом, не еврей? — вдруг спросил Андрей.
Мужик аж вскинулся.
— Да ты что! Бог миловал. Православные мы!
— Крестишься, значит? — напирал Андрей.
— Зачем ещё? Это не обязательно. Деды наши верили, ну и мы туда же. А креститься нынче не обязательно.
— Ну а в церковь-то ты ходишь? Посты блюдёшь?
Мужик вдруг словно одумался.
— Ты чего пристал? Я тебе поп, что ли?
Андрей широко улыбнулся.
— Ладно, давай чай пить. Обманул я тебя. Никакой я не еврей. Русский, как и ты. Но всё равно ты не прав. Евреи такие же люди, как и все остальные. Зря ты на них бочку катишь. Им и так досталось от Гитлера… и от других тоже. Не верь ты этим бредням о засилье евреев. Это всё дураки говорят и провокаторы. А русские, что ли, лучше? Ты посмотри, сколько дерьма кругом!
Мужичок с мрачным видом сел за стол. Лицо его было насуплено, он бросал на Андрея недовольные взгляды из-под нахмуренных бровей. Видно, всё ещё сомневался. Андрей уже думал о другом. Неоступно стоял перед ним вопрос: как пробраться в хорошо охраняемый коттедж, куда и муха не залетит, не будучи замеченной камерами слежения? На решение этой немудрящей задачи оставалось чуть больше суток.
Прошёл короткий весенний день — в разговорах с говорливым мужичком, в неспешных прогулках среди застывших
деревьев, в любовании искрящимся снегом, синим небом и дальними Саянскими предгорьями. Вечером снова пили чай, ели сало со ржаным хлебом, спорили о политике, с удовольствием ругали олигархов и находили светлые стороны у социалистов-утопистов, так же дружно костерили Жириновского, Потанина и братьев Чёрных. Одним словом, наконец-то нашли общий язык. Андрей всё чаще отвечал невпопад. Он думал о предстоящем деле, мысленно рисовал коттедж, повёртывал его с разных сторон, стараясь представить внутреннее устройство. Так и тянуло спросить мужичка о секретах этого бункера. Но так и не спросил, рассудив, что ничего путного тот не скажет. Вместо этого, ночью уже, снова отправился на прогулку. Заодно сделал дыхательную гимнастику, выполнил несколько ката прямо на снегу, а потом вернулся в дом, без лишних разговоров приготовил себе постель и через пять минут уже спал сном праведника.
Наконец наступила пятница. Андрей неожиданно успокоился, понадеявшись на везение, которое сопутствовало ему в критические моменты. С утра он гулял по лесу, любовался просыпающейся природой, рассматривал затейливую вязь птичьих следов на снегу, слушал дробный перестук дятла, гулко отдававшийся на сотни метров, и чувствовал себя так, будто он действительно приехал сюда на отдых — взял недельный отпуск и теперь бездельничает в своё удовольствие. Мужичок время от времени возникал перед ним, что-то доказывал, нудно бубнил, гримасничая, — Андрей отвечал односложно, отмечая про себя, что с таким соседом он мог бы жить годами. Безобидное и совершенно бесхитростное существо.
