class="title1">
100
Не хочется, чтобы читатель думал о кадомских купцах плохо. Они были очень оборотистые. К примеру, еще при Михаиле Федоровиче, в 1633 году, был такой случай. Готовилось большое посольство в Персию. Зимовало оно в Тамбове, чтобы, как только потеплеет и дороги просохнут, двинуться на юг. Города Шацкой провинции, и в том числе Кадом, должны были ежемесячно поставлять для пропитания посольства 52 пуда и 26 фунтов сахару, 15 пудов сальных свечей, 4 пуда воска, 45 пудов говяжьего сала, 105 ведер вина и семь с половиной пудов чеснока. (Страшно подумать, как от послов разило перегаром и чесноком.) Воеводы Шацкой провинции за голову схватились – они даже представить не могли, где найти такое количество провианта, свечей и воска. Выручили начальство кадомские купцы Усачев и Шемякин, предложившие поставить все необходимое всего за три недели, но по договорным ценам…
101
Конечно, гораздо красивее Февронья смотрелась бы с фамилией Разгильдяева, но… чего не было – того не было.
102
Она ему потом долго снилась – высокая, статная, в обтягивающих кожаных штанах, с раскосыми, мечущими зеленые молнии кошачьими глазами, полными чувственными губами… Часто просыпался отставной драгун среди ночи весь мокрый как мышь, то ли от страха, то ли от мыслей, в которых и самому себе боже упаси признаться.
103
Мокшанами назывались деревянные баржи с закрытой палубой, на которых перевозили зерно и муку. Их делали на местной судоверфи, и потому без Мокши в их названии не обошлось. Баржи открытого типа – гусяны строили на речке Гусь под Касимовом. Кстати, о Мокше. Пять лет назад, в двенадцатом году, в мае, она поднялась на восемь метров и затопила три четверти города. И стал Кадом как Венеция, и плавали жители по улицам на лодках несколько недель. Еще и в июле вода стояла в огородах. В Кадоме любят рассказывать приезжим историю про одну старушку, которая, после того как вода спала, пришла домой и полезла в печь, чтобы протопить ее. Открыла заслонку, а оттуда на нее смотрит голова сома с такими огромными усами… Насилу старушку откачали. До наводнения двенадцатого года рассказывали, что история эта приключилась пятьдесят лет назад, в наводнение шестьдесят третьего года, в наводнение шестьдесят третьего года рассказывали о двадцать пятом годе… Короче говоря, если бы кто-то догадался сделать гипсовые раскрашенные чучела сома и старушки и поместил бы их в местном ресторане, то бармену было бы о чем рассказать посетителям. Приезжим, конечно.
104
Местные жители стерлядь, конечно, ловят, хотя и ловить ее запрещено. Ловят так, что выловили уже до «гвоздиков», как сказал мне экскурсовод в краеведческом музее. На рынке стерлядь продают шепотом. Перед тем как продать, пристально, изучающе на тебя смотрят, вздыхают и говорят, что была, но уже кончилась. Зато карасей сколько хочешь. Перед женщиной, продававшей рыбу с рук, стояла старая детская железная ванночка, полная огромных жирных карасей, которые стоили… в Москве за эти деньги на каком-нибудь Дорогомиловском или Лефортовском рынке продавец с тобой даже не поздоровается.
105
Вообще людей, способных вышивать, в Кадоме было много. В начале двадцатого века в городе работала тысяча надомниц, вышивавших мережкой. Это в Кадоме, все население которого составляло девять тысяч, включая стариков и детей.
106
Надо сказать, что после Великой Отечественной войны кадомские энтузиасты все же собирали старинные вещи и документы, имеющие отношение к истории города. Хранилось собранное частью в краеведческом уголке одной из средних школ, а частью в районном отделе культуры. В восьмидесятых все куда-то исчезло. Я спрашивал в местном музее, куда исчезло. «Не куда, а как, – поправили меня. И сами же ответили: – Бесследно».
107
Впрочем, теперь уж нет ни колхозов, ни совхозов. Есть частные сельскохозяйственные предприятия. Вот они-то и дышат на ладан.
108
История эта случилась в третьем году, и в тех ценах скатерть с салфетками стоила пятьдесят тысяч рублей.
109
Ходили слухи, что Елизавета скатерть на королевский чайный стол сначала постелила, но как увидела, какими глазами на нее смотрит невестка, так сразу и прибрала.
– Даже и не думай, Камилла, – сказала королева. – Даже и не мечтай. Купи себе обычную – английского или голландского шитья, а эту не отдам. Вот когда помру, тогда… правнучке Шарлотте в приданое пойдет. Может, вспомнит прабабку, когда будет замуж выходить… – И промокнула слезинку кружевным платочком тонкой работы, который, видимо, случайно упал в коробку, когда скатерть укладывали в Кадоме.
110
В елатомском краеведческом музее стоит чучело волка. Не доисторического, конечно, а вполне современного. История этого волка удивительна. Маленьким раненым волчонком нашел его в лесу местный лесник, принес домой, вылечил и одомашнил. Жил у него волк всю свою сознательную жизнь. Жил как собака. В хорошем смысле этого слова. После того как волк умер, лесник заказал из него чучело, которое попало в музей. Детишки, приходящие в музей, любят с волком фотографироваться, а сотрудникам музея он предсказывает погоду. Перед дождем чучело начинает сильнее пахнуть волком. Бог знает отчего, но это так.
111
Григорий Гаврилович был назначен «товарищем» князю Львову, возглавлявшему посольство в Польшу. (В инструкциях Львову было сказано: «А за столом у короля, буде позовет, сидеть вам вежливо, чинно и остерегательно… и зело не упираться и слов дурных меж собою не говорите и в брань не входите… а бражников и пьяниц, кои ведомы, на королевский двор и вовсе не имати». Или так… «Там у них пока что лучше бытово, так чтоб я не отчубучил не того – он мне дал прочесть брошюру как наказ, чтоб не вздумал жить там сдуру, как у нас». Или так… «Будут с водкою дебаты – отвечай: «Нет, ребяты-демократы, – только чай!») Пушкин оказался с гонором и не захотел ехать, потому как быть в «товарищах» у захудалого Львова ему было унизительно. Львов в долгу не стался и в свою очередь накатал жалобу на Пушкина, в которой писал, что тот его «бесчестит». Царь, недолго думая, приказал Пушкина посадить в тюрьму, и там Григорий Гаврилович быстро понял, что Львов не такой уж и захудалый и что посольский паек лучше тюремного. У незахудалого Пушкина как раз с деньгами было все так плохо… Короче говоря, он принял назначение. Из казны ему выдали 680 рублей командировочных, но Пушкину этого показалось мало, и он бил челом в Посольский приказ, слезно жалуясь на свою «худость» и прося добавить хоть сколько-нибудь. Надо сказать, что приказные в Посольском и не таким отказывали. Выдали ему сорок рублей и велели за эти же деньги «тайно проведывать» об отношениях Польши с соседями. С тем он и поехал…
112
Именно елатомцы, а не елатьминцы, как следовало бы назвать жителей Елатьмы по правилам русского языка. Связано это с тем, что
