б мог подумать, что один только звук, изданный им … одно это… рычание? Только одно оно заставит кровь Гермионы просто кипеть.
Вдруг она чувствует как теплые пальцы Малфоя оглаживают ее ключицу, ползут вверх и натыкаются на ошейник. Его горячее дыхание в её ухе останавливается как раз в момент столкновения большого пальца и полоски кожи. Несколько секунд он не двигается, она замирает в ожидании.
— Грейнджер.
— Мм? — у нее нет воздуха, сил хватает только издавать какие-то полуобморочные звуки.
Палец резко начинает движение и проскальзывает под ошейник, тут же сгибаясь и натягивая его, тем самым слегка придушивая Гермиону. Волна возбуждения ударяет в низ ее живота и она снова стонет.
— Ты знаешь, почему я попал в этот клуб? — он опирается лбом о её плечо, будто не может стоять и удерживать голову. Глаза мутные, коктейль действует по полной.
Гермиона слышит его слова будто через какую-то пелену, будто она глубоко под водой, а кто-то сверху пытается докричаться до нее. Траектория, по которой двигались пальцы Малфоя, горит. Он выдыхает ей в плечо и она ощущает, какие быстрые он делает выдохи.
Черт возьми.
— Черт возьми, — вторит ей блондин, будто слышит мысли. Ей кажется, что весь зал может их слышать.
— Малфой…
— Мы уходим отсюда, Грейнджер, — он поднимает глаза и она понимает, что они черные, — сейчас.
Ей даже в голову не приходит перечить или что-то говорить. Он вытаскивает палец из-под ошейника и жадно очерчивает глазами ее шею. После чего резко хватает ее за предплечье и тянет к выходу.
Малфой остановился и грубо потянул ее за руку, впечатывая в стену какого-то переулка. Она не видела людей поблизости, вокруг были кусты жасмина, если она правильно разобралась. Потому что запах был очень похож на только распустившийся цветок этого растения.
— Какого черта ошейник, Грейнджер? Почему он?
— Я… я давно люблю кожу и… это и есть мое предпочтение. При входе клуб нужно было представить…
— Я знаю, что нужно было сделать, чтобы попасть в клуб. Я не понимаю, почему ты выбрала ошейник, — с каждым словом Малфой подходил ближе, чуть приоткрыв рот.
Она видела только тонкую серую обводку в глазах. Они не отрываясь смотрели на нее, перескакивая с шеи на глаза.
Она не совсем понимает, где именно они сейчас, но музыка из клуба доносится глухими звуками. Значит, либо за ним, либо где-то очень близко у соседнего здания.
Малфой подошел ближе, и она снова почувствовала его парфюм. Мерлин…
Он оперся ладонями в стену по двум сторонам от лица Гермионы. Прикрыв глаза, он попытался выровнять дыхание.
— Слушай. Тебе нужно уходить, Грейнджер. Прямо сейчас, понимаешь?
— Я…
— Я серьезно. Ты не понимаешь, это коктейли, это опьянение…
— Тебе нравится кожа, не так ли? — почти прошептала она.
Он оборвал свои же слова, подавился воздухом и тут же впился в неё взглядом. Она видела, как напряжены его бицепсы, когда он чуть наклонился над ней.
— Браво, Гермиона. Десять баллов Гриффиндору, — он хищно улыбнулся.
Она не понимала, должна ли бояться его сейчас и насколько действие коктейля влияет на рассудок. Но она тонула в черных зрачках и запахе его духов, смешанным с ароматом цветения жасмина.
— Я это поняла, когда ты подошел ко мне в клубе.
Он не ответил ей, глядя в глаза и не переставая тяжело дышать. Сказать было нечего, все очевидно.
— Тогда ты понимаешь, что тебе пора бежать.
— А что, если я не хочу бежать? — Гермиона смело подняла глаза прямо на него.
— Потому что ты умная и понимаешь… ЧТО? — Драко был уверен, что он ослышался. Этого просто не могло быть.
Все ЭТО. Начиная с того, что она какого-то черта так спокойно прошла в этот клуб, продолжая ее одеянием, этим чертовым оргазмом прямо за столом… Он снова прикрыл глаза, только подумав об этом. Ошейником и тем, что сейчас произносят ее губы.
Чертов красный рот, который просто не мог принадлежать Гермионе — мать ее — Грейнджер — блять.
Тишина вокруг них прерывалась только подвижным ритмом музыки из клуба.
— Слушай, я не пила, не принимала никаких веществ и не попадала под заклинания, если ты об этом, — Гермиона почти злилась.
— Но ты…
— Я — взрослая девочка, Малфой, — сказала Грейнджер и совершила непростительную ошибку. Она подняла голову, выставляя свою шею прямо ему в лицо, цепляя пальцем аксессуар, а затем оттягивая его на несколько дюймов.
Это было последним, что помнил Малфой, находясь в своём уме.
— Ты заставляешь меня сходить с ума. Безумие, — он утыкается в её волосы. Обжигая горячим дыханием нежную кожу. Гермиона тонула. Она давно потеряла возможность контролировать себя. С ним. Мерлин. Спокойных мыслей не было, так же, как и желания прекратить эту безумную игру.
Она закидывает голову выше, чуть поворачивает вбок и встречается с всепоглощающей тьмой. Сейчас невозможно разглядеть те светлые глаза, которые она видит каждый день. Эта пелена, похоть и безумие смотрят на неё. Манят. И она проваливается. Падает в эту бездну, отдаваясь желанию, которое раскаляет пространство между ними.
Каждая клеточка кожи требует больше и больше. Пока он гладит её бедра, так бесцеремонно задирая юбку.
Пробует. Изучает. Играет.
Сильнее сжимая мужскую рубашку, Гермиона тяжело выдыхает. Плавные движения, ощутимые на ягодицах становятся более требовательными. Тысячи мелких мурашек растекаются по коже, когда его пальцы поддевают край трусиков, мягко проскальзывая по чувствительному участку.
Глаза закатываются от первых, таких ярких прикосновений. Таких желанных и до невозможности приятных. Она дрожит, хватается за ткань его рубашки и чуть откидывает голову назад.
— Нет, — Драко хрипит в её губы, — смотри на меня…
Сильнее упираясь спиной в стену, Гермиона не замечает ничего кроме него. Ни прохладного ночного воздуха, ни того, где они находятся. Даже яркий аромат жасмина, кажется теперь блеклым на фоне его собственного запаха, его жара и желания. Не существует ничего кроме этого момента.
С трудом приоткрыв глаза, Гермиона накрывает его губы поцелуем. Новая волна безумства окутывает их с головой. Он продолжает сжимать её шею, проскальзывая по горячей коже чуть дальше. Пальцы тонут в мягких волосах, пока языки творят невероятное.
Дикость и животное влечение.
Тело дрожит от каждого прикосновения пальцев. От каждого движения и напора. Неудобное положение белья чуть режет кожу, но это совершенно не мешает. Тело поддается на все ласки, утопает в хаосе удовольствия.
С тихим стоном Гермиона разрывает поцелуй. Пытается дышать, хватает горячий воздух приоткрытым ртом. Тело горит, вся её сущность полыхает. Он близко, настолько, что можно слышать, как бешено колотится его
