– Лучше молчи, – бросает сквозь сжатые челюсти, не поворачиваясь. – А то я сейчас вернусь обратно. Сверну челюсть тому обсосу. И ни в какой университет ты больше не пойдешь. А еще все то, что я могу сейчас сказать, не для твоих ушей,женщина!
– Но… Ох…
Он резко дает по тормозам, и я понимаю, что мы остановились у ЗАГСа.
Все опять слишком быстро! На сумасшедшей, бешенной скорости! И я сейчас совсем не про езду!
– Нас туда не пустят, Арман! Там же очередь! Заявление подавать нужно.
– Хочу я увидеть того смертника, кто мне про очередь сейчас скажет, – резко рявкает, выходя из машины.
Секунда, и меня снова забрасывают на плечо.
И как я ни пытаюсь отбиться и сказать, что пойду сама, в ответ он только рычит!
Ему и правда не чинят препятствий. Наоборот. Все расступаются.
Хотя… Представляю себе, какое у него сейчас лицо! Я бы сама отшатнулась! Сбежала бы с его дороги! Если бы он… Если бы он не был МОИМ Арманом!
Отпускает меня только когда мы оказываемся в зале.
Женщина с дрожащими руками листает наши паспорта, которые Арман швыряет перед ней на стол.
– Нам срочно, – к документам присоединяется пухлая пачка долларов.
– Но… У нас запись…
И голос у нее дрожит. А глаза даже боится поднять на этого разъяренного зверя!
– У меня девушка рожает. Разве не видно?
Хмурится так, что сразу понятно. Любая девушка от него бы убежала. И до того, от чего рожают, у них бы дело никак не дошло!
Женщина с сочувствием переводит на меня взгляд.
Окидывает мой подтянутый живот.
– Вас держат силой?
Явно боится Армана, но все же спрашивает.
– Я вызову полицию.
– Какой силой? Не видно разве? Роды у нее сейчас начнутся! А справку я завтра занесу!
Силой. Да! Меня держат силой! Это же и слепому ясно!
Силой моей огромной любви! Потому что я только и жду, когда мы окажемся вдвоем и желательно не на бешенной скорости. И я смогу обнять этого неандертальца!
– Все правильно, – киваю. – Я рожаю.
– Оххххх, - качает головой женщина. – Сколько всего видела, но такое…
– Давайте книгу. Где нам расписаться?
Все как в тумане.
Черт! Это и правда происходит?
Мы ставим подписи, а после Арман вкладывает мне в руки второе кольцо.
Кое-как натягиваю его ему на палец.
Щеки горят. Все происходит, будто во сне!
– Можете поцеловать молодую, – бормочет женщина, но таки расцветает улыбкой, когда перед ней падает на стол еще одна увесистая пачка денег.
– Спасибо. За понимание, – буркает Арман и впивается в меня поцелуем.
Он не целует.
Он меня будто пожирает.
Так жадно сминает мои губы, что мне почти больно.
Но и сладко одновременно.
И я сама поддаюсь. Раскрываюсь ему навстречу. Обхватываю наконец его огромные плечи.
Божееее! Как же мне всего этого не хватало!
– Пошли, Никккккка, – почти отталкивается от меня, хрипло шепча в мои губы. – Это лучше делать там, где мы только вдвоем. А то не остановлюсь!
– Хоть вынеси меня отсюда не как мешок с картошкой, – смеюсь, а глаза застилаются слезы. Счастливые слезы.
Он почти расслабляется. Молнии точно перестает метать глазами.
Подхватывает на руки осторожно. Бережно. Как фарфоровую статуэтку.
И выносит, так гордо вышагивая, как будто он только что завоевал весь мир, никак не меньше!
– Можешь и дальше дышать своей свободой, – мрачно произносит, усадив меня на сиденья и сам усевшись за руль. – Но ты моя, Никкка! Моя! И пусть штамп и кольцо тебе об этом напоминают! Каждый раз, когда тебе захочется улыбнуться какому-нибудь прыщавому сопляку! А я не отстану. Больше не собираюсь уезжать надолго.
– Ты мог бы хотя бы позвонить!
Надо же! Как будто это я виновата в том, что он обо мне забыл!
– Не мог. Уехать пришлось срочно. И там не было связи, – устало потирает лицо рукой. – Куда едем? Я ресторан вообще-то заказал. И цветы, наверное, новые надо купить…
– Не хочу цветов! Я ими уже наелась, пока тебя не было!
– Куда тогда? Домой? Я думал, мы хотя бы поужинаем. И поговорим. О какой-нибудь ерунде.
– Домой, – улыбаюсь, видя, как его лицо снова напрягается. – Домой, Арман. Но мой дом там, где ты!
Вижу, как резко дергается его кадык. Как отчаянно бьется жилка на виске.
И руки на руле напрягаются.
Сама уже к нему тянусь.
Прижимаюсь.
С шумом, резко выдыхает, обхватывая меня своими огромными ручищами. Любимым ручищами.
А я… Я надышаться им не могу!
– Я же люблю тебя!
– Прости, малыш.
Его сердце колотится так громко, что отдается пульсом в моих венах.
– Я все хотел сделать не так. Ужин заказал. Столик на верхнем стеклянном этаже, чтобы весь город было видно. Даже музыкантов со скрипками. Но как увидел тебя там… А рядом этого хмыря… То просто озверел! Я же тебя не отдам! Никому и никогда не отдам! Слышишь! Я даже улыбки твоей ни одной никому отдавать не собираюсь!
– Ты сумасшедший, – шепчу, еще сильнее прижимаясь к его груди. – Сумасшедший! Но ты мой любимый сумасшедший! И разве я не знала, что с тобой не может быть, как у всех? Может, за это я тебя и люблю?
– Твой, Никкка. Весь твой! Со всеми потрохами! Ты что там? Опять плачешь? Ну прости. Мы все сейчас переиграем! Поедем в ресторан и будет тебе твоя романтика! Или на колесо обозрения хочешь?
– Никуда не хочу. Хочу домой. С тобой!
– Хочу тебя. Дико хочу, Никкккка! Если бы ты знала, как соскучился! Как мне башню без тебя рвало! Но даже поцеловать не могу! Потому что иначе наша брачная ночь начнется прямо в машине!
Мы доезжаем до его дома в мгновение ока!
И вот теперь Арман подхватывает меня на руки.
Несет к дому, не отрывая своих губ от моих.
Он целует так долго. Так тягуче томительно и сладко, что я сама почти не выдерживаю.
Внизу живота все сходит с ума. Сжимается сладкими спазмами.
Но он будто смакует. Это наслаждение. Эту пытку. Доводит до самой грани, а когда я почти готова наброситься на него, остужает, останавливает напор.
– Пусть сама роспись у нас не совсем удалась, зато брачная ночь будет самой настояшей, – хрипит мне в губы, занося в спальню.
