Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
о своем решении. Даже не стал оформлять никакие документы, хотя имел полное право получить диплом о незаконченном высшем образовании. Даже не забрал школьный аттестат. Хорошо хоть через полгода догадался прислать телеграмму, сообщить о своем решении. Разве не странно? Очень странно. Зачем тогда вообще надо было поступать в институт, приезжать на сессии, тратить немалые деньги? Непонятный поступок, словом.
Такого же мнения, как выяснилось, придерживалась не только методистка, а и доцент Гордиенко, делившийся знаниями и опытом с касимовским студентом-заочником.
— Любознательный был студент, — вспоминал Владимир Иванович, когда они с детективом уединились в лабораторном кабинете, — очень любознательный. И очень дотошный. Не успокоится, пока полностью не освоит материал, не поймет все нюансы, не вникнет в тонкости. Многие заочники приезжали на сессию слабо подготовленные и по-настоящему брались за предмет лишь в период сессии. И то не все, некоторые и здесь дурака валяли, считая, что тот предмет им не пригодится, а этот вообще не нужен. Сами решали, что нужно изучать, а что нет. Дзюба смотрел на подобные вещи строго и осваивал всю курсовую программу. К нему ни у одного преподавателя претензий не было. И все же, должен вам заметить, и мне это особенно приятно, любимым предметом у него была химия.
Взгляд доцента потеплел. Успевающего студента всегда вспомнить приятно, а уж тем более студента любознательного, одаренного, для которого твой предмет стал таким же интересным и любимым, как для тебя самого. Одухотворенные и увлеченные ученики — счастье для любого преподавателя, тем более преподавателя в возрасте, когда появляются мысли о необходимости оставить людям свои знания и опыт, не унести с собой в небытие, когда задумываешься о преемнике. На вид Владимиру Ивановичу было далеко за пятьдесят, ростом он был среднего, лицом интеллигентный, в движениях неторопливый и основательный. Видимо, сказывалась и природная интеллигентность, и специальность ученого, привыкшего к мензуркам, опытам и скрупулезной точности. Небольшая усталость, отложившаяся в глазах и появившаяся явно не сегодня, эту интеллигентность только оттеняла.
Слова доцента о приверженности Дзюбы к химии никакого удивления у детектива не вызвали, скорее, он удивился бы, услышав обратное. Осталось понять, в чем проявлялась склонность пожилого мужика именно к химии. Вадим с этого и начал.
— Как думаете, Владимир Иванович, почему эта любовь к химии проявилась у Дзюбы в таком солидном возрасте? На момент поступления в институт ему ведь было сорок с гаком. Не поздно ли? Никоим образом не ставлю под сомнение ваши слова о редких способностях Дзюбы, но где был его талант раньше?
Гордиенко улыбнулся. Улыбка сделала морщины вокруг еще гуще, отчего глаза стали то ли грустнее, то ли еще больше оттенили усталость.
— Талант, молодой человек, вещь капризная. Каждый человек по-своему талантлив, только не каждый талант в себе вовремя обнаруживают, вот в чем дело. А большинство людей и вовсе не обнаруживает и свои истинные способности не используют даже на половину. Это тоже, если хотите, своего рода талант — обнаружить в себе искорку божью, дать ей разгореться, не дать погаснуть, пронести через всю жизнь. Вы лично уверены, что занимаетесь своим делом, что сыск — ваше призвание?
Химика потянуло на философию. Вадим не хотел вдаваться в столь глубокую тему, способную превратиться в долгий разговор, да и речь шла все-таки не о нем, а о плавильщике. К тому же, если честно, у него не было точного ответа на провокационный вопрос. Сыщик он вроде неплохой, и работа по душе, но насчет призвания сказать трудно. Шут его знает, что значит для детектива Ковалева сыск — призвание, смысл жизни или все же просто работа. Вот выйдет на пенсию, завалится на диван, тогда разберется, ошибся в выборе профессии или нет. Сейчас разбираться некогда.
— Не знаю, — честно признался детектив и улыбнулся, — но пока желания менять работу не появлялось. И из стороны в сторону не мечусь, как Дзюба. Странно не то, что он обнаружил свой талант так поздно и взялся за учебу за десять лет до пенсии, странно другое. Почему талантливый человек вдруг бросил институт? Даже про диплом забыл. Разочаровался в своих способностях? Спохватился, что пенсия на носу и никакой карьеры уже не построит? Может, влюбился? Не замечали за ним такого?
Владимир Иванович любовный вопрос воспринял вполне серьезно и без улыбки сказал:
— Не замечал. Он вообще одинокий человек. Я сам узнавал в отделе кадров про его семейное положение, когда он отчислился. Думал, из-за семейных проблем. Оказывается, нет.
Гордиенко вздохнул. Он сам так до сих пор и не понял, что могло подвигнуть способного студента нежданно-негаданно бросить обучение и уйти из института с четвертого курса. Дзюба ошарашил весь преподавательский состав, всполошил весь институт, этот случай обсуждали потом все кому не лень, высказывая самые разные объяснения и предположения, и в конечном итоге сошлись на мнении, что мужик поступил в ВУЗ по ошибке молодости и со временем ошибку осознал. Как ни печально, но в этой шутке была немалая доля правды, и, пожалуй, самая большая доля. Ничем иным подобную глупость не объяснить.
Установившаяся пауза показалась детективу немного затянувшейся, и он снова напомнил о пристрастии своего земляка к химии. Тоже мне, Ломоносов. Касимовский.
— Владимир Иванович, а в чем проявлялись способности Дзюбы в химии?
— Способности? — Гордиенко усмехнулся. — Не способности, молодой человек, а талант! Настоящий талант. Я это сразу увидел, я уже на втором курсе предлагал ему должность младшего научного сотрудника, обещал помочь с переездом в Керчь, решить вопрос с квартирой, я предсказывал ему большое будущее, несмотря на его возраст, но все тщетно! У него были свои взгляды, а какие, я так и не понял. Никто не понял, не только я. Способности… Видели бы вы, с каким воодушевлением он проводил лабораторные работы, как преображался при этом, как радовался каждой удаче! Он был в постоянном поиске. У него была какая-то интуиция, которая компенсировала недостаток образования, у него было чутье, позволяющее определить единственно верное решение. Вполне возможно, что его ждали большие свершения. Вторую таблицу Менделеева не открыл бы, конечно, но имя в научных кругах оставил бы. Говорю это совершенно серьезно.
Гордиенко глянул на собеседника внимательно и запоздало спросил:
— Простите, а что произошло? Почему вы о нем спрашиваете? У Дзюбы появились проблемы?
Врожденная интеллигентность не позволяла ученому предполагать, что проявляемый сотрудником УВД интерес к студенту мог возникнуть на какой-то другой почве, кроме учебной. Ученый и в мыслях, наверное, не допускал, что имя его талантливого ученика, пусть бывшего, пусть выкинувшего столь неожиданный фортель, могло увязываться с
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
