делает, но ещё и получал от происходящего истинное удовольствие! Господи, что же мне теперь делать-то?! Ответ пришёл неожиданно, на миг мне даже показалось, что я услышала голос Алексея: «Тяни время».
Я облизнула пересохшие губы и, не пытаясь скрыть дрожь в голосе, спросила:
- Но что же я Вам сделала, что Вы захотели меня убить?
Пётр Игнатьевич снисходительно улыбнулся, упиваясь ранее несвойственной для него ролью хозяина положения:
- Милая моя, если бы я хотел тебя убить, мы бы сейчас с тобой тут не разговаривали. Я должен был напугать твою тётку, чтобы она не тянула с нашей свадьбой, а вот потом, - Пётр оскалился, - став официально твоим супругом и получив богатое приданое, я бы быстро избавился сначала от вздорной старухи, возомнившей себя властительницей судеб, а потом и от моей сладкой жёнушки.
К страху, отчаянию и надежде на чудо добавилась горькая обида, совершенно неуместная в данный момент, но от этого не менее жгучая.
- Значит, Вы никогда меня не любили? – я вспомнила наши совместные прогулки, вечера у рояля, ноты, которые Петенька привозил специально для меня, букеты цветов на окне, и на глазах выступили слёзы.
Пётр Игнатьевич хохотнул, переложил пистолет в другую руку, беззаботно пожал плечами, словно мы обсуждали планы на день:
- Да полно, моя милая, к чему эта трагедия на пустом месте? Вы меня тоже не любили, я был для вас милым мальчиком, удачной партией, не более. И как только рядом оказался жених повыгоднее, следователь из столицы, Вы тотчас же переметнулись к нему.
- Неправда, - хоть я и понимала, что неразумно злить вооружённого, готового на любое безумство мужчину, но подозрений в корысти и расчёте терпеть не стала, - я…
- Вы любите господина Корсарова, - скучающим тоном перебил меня Пётр Игнатьевич, - а он, вне всякого сомнения, любит Вас. Милая моя, успокойтесь, нет смысла объяснять то, что и так понятно. Только такие идиоты как вы с господином следователем могли не замечать влечения друг к другу и возводить меж собой стены из теней прошлого, глупых страхов и совершенно идиотских правил приличия.
- Я не хотела Вас обидеть.
- И, тем не менее, сударыня, Вы это сделали, - Пётр нахмурился, зло сверкнул глазами. – Вы предпочли мне другого, а для мужчины нет оскорбления более сильного.
Я растерянно смотрела на бывшего жениха, тщетно пытаясь понять ход его мыслей:
- Но Вы же не любите меня? Какая Вам разница, где я и с кем?
- Вы меня плохо слушали, сударыня, - Пётр Игнатьевич скучающе скривился, зевнул, небрежно прикрыв рот ладонью, - впрочем, что ещё можно ожидать от глупой девчонки, у которой одна любовь на уме.
Тоже мне, тёмный гений злодейства, пред которым трепещет весь мир! Я стиснула пальцы, дабы удержаться от острой шпильки насмешки и не провоцировать Петеньку, по-прежнему направляющего на меня оружие. Какая досада, что я отказалась от предложения Алексея проводить меня, сейчас разговор шёл бы совсем по-другому! Я глубоко вздохнула, опустила ресницы, придавая своему лицу беззащитно-несчастное выражение, и пролепетала, умоляюще глядя на Петра Игнатьевича:
- Зачем же Вы убили Оленьку и Катеньку, неужели перепутали со мной?
- Что я, слепец что ли? - фыркнул Петенька. - Сии особы сами виноваты в том, что с ними произошло. А впрочем, если Вам интересно, могу и рассказать, только во время прогулки. Поднимайтесь, сударыня, не капризничайте, иначе я Вас прямо здесь пристрелю и ничего рассказывать не стану.
Спорить с вооружённым человеком глупо и безрассудно, пришлось подчиниться. Пётр Игнатьевич подхватил меня под руку, больно ткнув дуло револьвера мне в бок, и повлёк по неприметной тропинке прочь из парка, я только и успела платочек уронить, показывая, где меня искать следует. К счастью, похититель мой, упивающийся собственными злодеяниями, ничего не приметил.
- Итак, моя дорогая, с чего же начать? – Петенька мечтательно улыбнулся. – Пожалуй, как говорят древние философы, с начала, а конец для моей истории уже подготовлен и неизбежен. И для Вас, душа моя, он будет весьма трагичен.
Я промолчала, осторожно оторвала пуговку от платья и бросила её на тропинку. Надеюсь, наша прогулка не затянется, а то у меня так пуговиц не хватит, да и Пётр Игнатьевич рано или поздно заметит беспорядок в моём туалете.
- Первое покушение на Вас, душечка, организовала Катюшка. Да-да, та самая Ваша горячо любимая сестрица, которой Вы верили целиком и полностью, а зря. В этом мире вообще лучше никому не верить, разочарований будет меньше, - Пётр Игнатьевич замолчал, пристально глядя на меня, но я лишь бросила холодно:
- Грех это, на покойных клеветать.
- Клеветать?! – так и взвился Петенька. – Да этой змее завидно стало, что у Вас есть жених, а её полюбовнику, господину Рябинину, тётка Ваша от дома отказала, вот она и решила Вас извести.
Я хотела бы возразить, что это неправда, да вспомнила сломавшийся под ногой мостик и неприятно резанувший по сердцу разочарованный взгляд Катеньки. Тогда мне показалось, что она огорчилась из-за испорченной прогулки, но сейчас пришлось признать: огорчило мою сестрицу то, что я не утонула.
- Изобличить Катерину труда не составило, - Пётр Игнатьевич снисходительно усмехнулся, - конспиратор-то из неё никудышный, впрочем, чего ожидать от девицы, недаром говорят: волос долог, да ум короток.
Я поджала губы, мстительно бросив на тропинку ещё одну пуговку. Ничего, пусть торжествует и упивается ощущением близкой победы, всё равно Алексей Михайлович меня в обиду не даст, спасёт непременно.
- Глупышка Катенька подсказала мне отличную идею, - Пётр Игнатьевич молодцевато усмехнулся, - как ускорить свадьбу и обеспечить себе скорое вдовство. Я стал устраивать покушения, но так, чтобы Вы оставались в живых, поверьте мне, моя милая, Ваша смерть до венчания мне абсолютно не выгодна.
Что ж, как гласит народная мудрость: нет худа без добра. Раз Петру Игнатьевичу не выгодна моя смерть, значит убивать меня он не станет. Хотя, это ему раньше была невыгодна моя смерть, а сейчас, когда я отказалась выходить за него замуж… Я судорожно сглотнула, гоня прочь жуткие мысли. Мне нужно держаться и тянуть время, Алёша непременно придёт за мной, нужно лишь немного подождать. Я стиснула зубы и закусила губу, чтобы не застонать от страха.
- Всё было просто замечательно, пока не появился этот следователь столичный, - лицо Петра исказилось такой ненавистью, что я замерла от ужаса, ожидая выстрела, - зря я его сразу
