бы за этот день.
Оставалось присыпать раскуроченный холм землёй и ждать бесконечно долгую неделю до возвращения вертолёта. Люде уже ничем не помочь. А вот Ларисе до прихода темноты необходимо было не потерять тропинку в лагерь. Она легкомысленно позабыла о фонарике, а без света заблудиться проще простого. И тогда на стороне мертвецов мог оказаться перевес.
Она шла, спотыкаясь о коряги и кочки, которые так легко обходила до этого. Слёзы застилали всё видимое пространство, Лариса судорожно ревела, ей хотелось, чтобы пошёл дождь, чтоб поднялся ветер, и молнии с громом заглушили ту тоску и беспомощность, которые прочно овладели ею. Только теперь она осознала, какое место в её жизни занимала Люда. Эта задорная, упрямая девчонка давно стала ей близка по духу, незаметно, день за днём, год за годом. Верно говорят – ценить начинаешь тогда, когда уже всё потеряно.
– Но кто? Кто её убил? Кто закопал её там?
Слова камешками выпадали из уст Ларисы, сомнений нет – подругу убили. Но кто же был способен на такое злодейство? Кто посмел отнять жизнь у беззащитной девушки? Коллег по экспедиции Лариса отбросила сразу, все они были постоянно на виду, да и поводов серьёзных у них не имелось. Стычки в счёт не шли. Выходило, что неведомый убийца таился где-то неподалёку и с первого дня следил за лагерем. Кто-то из местных? Но до ближайшего села в округе, судя по карте, было не меньше пятидесяти километров. Может, кто забрёл сюда случайно, или…
Нет, она не желала сейчас ломать голову над этим, странность за странностью выводили замысловатый узор, всё больше терявший ясность и здравость. Сначала она всё расскажет Сергею и Мицкевичу, а там видно будет. Пусть мужчины решают эту задачку.
– Сергей, – окликнула она охрипшим от плача голосом, как только завидела верхушки палаток. – Серёжа!
Он услышал и побежал в её направлении.
– Лариса, у нас беда! – Её опередил его натянутый от напряжения, точно струна, голос. – Мицкевич!
– Что с ним? – Ей показалось, что её сейчас раздавит и припечатает намертво к этим камням под ногами.
– Как только ты ушла, я решил проверить, как там дядька. Захожу, а он какой-то не такой. Весь мокрый и хрипит, – Сергей говорил быстро. – У него жар, Лариса.
– Температуру мерил?
– Да. – Теперь страх и дрожь проступили в голосе парня. – Тридцать девять и семь! Я не знаю, как сбить жар! Уже и раздел его, обтирал холодной водой. Сделал укол жаропонижающего. Всё бесполезно! Чёрт! Я боюсь за него. Где ты была?!
Лариса ухватила Сергея за руку и потащила в мужскую палатку. Он смотрел на неё с надеждой, глаза готовы были вот-вот исторгнуть слёзы. Только этого не хватало теперь.
Мицкевич лежал под шерстяным пледом с влажной повязкой на лбу. Щёки его багровели от румянца. Лихорадка скрутила тело, выбивая из него крупную дрожь. Рот мужчины был широко раскрыт, из него доносились слабые хрипы.
– Плохо дело, – подытожила беглый осмотр Лариса. Она взяла в ладонь запястье правой руки больного, пульс зашкаливал. – Либо сердце не выдержит, либо лёгкие откажут.
– Что же делать?! – Сергей стоял рядом, заламывая от беспомощности руки.
– Сделай ещё одну инъекцию, хуже уже не будет. Продолжим обтирать тело по очереди, может, сможем его спасти.
– Это, наверное, потому что я ему успокоительного бахнул в воду, – винил себя юноша.
– Да брось! От него он наоборот должен был расслабиться и спать сном младенца. Это ж безобидное средство.
– Тогда почему? Почему?! – Мужской голос сорвался в надрыве.
– Наверное, удар оказался велик, Серёж, – монотонно проговорила Лариса. – Всё-таки смерть Удалова потрясла Юрия Михайловича. Вспомни, как он был подавлен и удручён.
– Да, но…
– И Люда… – наконец-то выдохнула девушка.
– А что Люда? Что с ней-то? – без интереса спросил Сергей.
– Мертва, как и Удалов. – Собственный голос показался Ларисе чужим. – И похоронена на том же кладбище. Правда, понятия не имею, кем.
– Что?! Люда умерла? Когда!
– Похоже, давно… – Голова Ларисы безвольно свесилась на грудь, глаза грозились разразиться дождём слёз.
– Я не понимаю. Она же сегодня была здесь, а потом там…, – запинался Сергей. Он побледнел ещё сильнее от такой новости. – Как?!
– Я сама пока не пойму. Но факт в том, что она мертва, – Лариса слышала свой ровный и спокойный голос со стороны. – Я нашла её. Она закопана слева. Могиле не один день. Труп уже портится. Надо завтра её выкопать и обернуть в брезент, чтобы после довезти в целости.
– Как же так?! Как же так?! – причитал Сергей, его голос походил на растянутое завывание. – Я её видел, разговаривал. Она была живой, поклясться могу в этом чем угодно!
– Не трави душу! Сейчас нужно думать о живых, мёртвые от нас уже никуда не денутся. – Лариса еле сдержалась, дабы не влепить парню пощёчину.
Истерик она терпеть не могла, а уж со стороны мужчин и вовсе не допускала подобных проявлений эмоций. Сейчас, когда их осталось двое здоровых и на ногах, все эмоции шли только во вред, необходим был трезвый и холодный рассудок, чтобы выжить и не дать уйти в мир иной больному товарищу.
– Сергей, ты в курсе, кто сфотографировал Врата? – она решила отвлечь Сергея, а заодно решить всплывший из подсознания вопрос, давно волновавший её, но всё время так некстати уходивший на дно забот. – Ну, та статья в газете, о которой много говорил Мицкевич.
– Нет, не знаю, – ответил не сразу он. – Я помню, что имя и фамилия были, но хоть убей, не припомню чьи. И простые были. Это я точно помню. Если бы фамилия была какая-то замысловатая, то я бы запомнил. У меня почему-то сложные и труднопроизносимые названия вклиниваются намертво в память. Уж не знаю почему. А имена и подавно. А вот с обычными – беда.
– Ладно, не задумывайся об этом. – Лариса устало обвела палатку взглядом, у мужчин царил бардак, вещи лежали скомканными кучами, пахло залежалостью и потом. – Надо проветрить помещение.
– Но как же дядя?
– Укутаем его до ушей, в спальнике ему тепло. А вот воздух нужен, смотри, как он надрывно дышит. Если укол твой не поможет, будем дежурить всю ночь, обтирать. Спирт есть или водка? Я знаю, что у вас что-то оставалось после первого вечера.
– Да. Есть пара бутылок водки, одна уже почата.
– Неси ту, что откупорена, будем компрессы делать.
Лекарство сбило температуру до тридцати восьми и пяти, дыхание горевшего от таинственного недуга Мицкевича выровнялось, но лихорадочный румянец не отступал. Сергей сходил за свежей порцией воды к роднику. Компрессы меняли каждые пятнадцать минут, не
