его. Перед тобой целая вечность, ты не принадлежишь мне, ты принадлежишь ему, этому мраморному воплощению мёртвой красоты, а моё сердце здесь, где-то рядом, я его ещё недавно сжимал, только руки мои больше меня не слушаются, а глаза затуманиваются кровавой пеленой. И эти звуки извлечения моего сердца постепенно заглушает хор скорбящих ангелов, их вой проводит меня до самого рая, или ада, или пустоты, где существует лишь тьма. Но осталось только чуть-чуть дотерпеть, моя жизнь всё ещё теплится под священными движениями Райана, создателя моей вечной красоты. Осталось только сохранить эту энергию на последнем биении сердца, чтобы затаить дыхание и уже открыть глаза с мраморным сердцем в груди. Только это мраморное сердце способно рассеять все иллюзии и дать поверить в созданную нами вечность. Я верю, я живу, я в мраморе, и я в плоти, моё сердце принадлежит тебе, и я принимаю твой мраморный дар, я приближаюсь к огню между жизнью и анти-жизнью, но он уже не обжигает меня, он ведёт меня на путь гармонии, чистоты и святости. Я идеален, я очищен, я преображён, я коснулся вечности, и ничто не способно остановить её, ведь на то она и вечность, чтобы быть вечной. И с мраморным сердцем в груди я неуязвим, я принял эти дары, я воплотился в своё идеальное состояние. Мраморное сердце, я принял тебя.
Возможно, Джулиан уже был мёртв, когда Райан вытащил его горячее сердце, поднёс его к свету и приложил к груди мраморной статуи. А потом сделал самое логичное на свете, он вернул в свой дом гармонию, когда мраморное сердце в груди ещё тёплого Джулиана идеально вошло в его выпотрошенное тело. Джулиан себя уже видел со стороны, он был везде, он был и собой и мрамором, он был богом, он был творением и творцом, все тайны мироздания были ему доступны, всё застыло в этом мгновении вечного счастья. В момент, когда он принял мраморное сердце, материальная жизнь прекратила своё существование, открыв дорогу собственному миру, лишённого всего уродливого, всего дисгармоничного, всего устаревшего. Он был свободен от всего на свете, он был творцом своего мира, только он один, и он был целостным, теперь в нём не было недостатков, мраморное отражение гармонизировало его, он достиг наивысшей цели! Но стоит только засомневаться, как трясина пустоты из самых глубин мрака сгущалась над ним, рассеивая все иллюзии. Это просто была смерть, и нет никаких вечностей в красоте и в гармонии, есть только прожорливая тьма смерти, а все сказки о катарсисах и экзальтациях были всего лишь борьбой со страхами смерти, которая в итоге побеждала всё. Но он будет ей противиться, ничто и никогда не разрушит его собственный мир, в котором царит его вечная красота. Никакие страхи и неуверенность не смогут лишить его этого последнего убежища, ведь он застыл в вечной гармонии.
38
Когда праздник закончился, Райан почувствовал не только облегчение, но и прилив сил, лучше дня было и не представить для того, чтобы соединить в одно целое Джулианов и сохранить вечную молодость в одном гармоничном миге. А потом хоть конец света, хотя полное забвение, его цель будет достигнута. Он знал, что и Джулиан больше не мог терпеть. Их вцепившиеся взгляды красноречиво кричали о том, что оба неистово жаждут покорить вечность, и ни одна преграда не смогла теперь остановить их. Он придёт, и всё начнётся, и всё закончится, а в вечности уже будут неактуальны такие понятия как начало и конец, линейное время исчезнет.
Его знания теперь были полными, откровение озарило его прямо в галерее, когда они с Джулианом бродили по залу с новыми скульптурами Ланже, и воспоминания о том, как они их освещали, раскрыли ему глаза. Энергия Джулиана освещала эти мраморные изваяния, только она смогла пробудить в них эту искру жизни, он отдавал частичку себя и дарил её этим каменным истуканам, и сам при этом преображался. Мёртвая часть красоты навеки отпечатывалась в нём, это было самое полноценное сотрудничество, которое только возможно в рамках этой жизни. Тот, у кого слишком много жизни отдаёт её тому, в ком слишком много смерти, и наоборот. Красота Джулиана скрывалась в этом священном акте обмена энергиями, осталось только символически завершить сделку. Мраморное сердце, которому позировал сам Джулиан, принадлежало ему, он тогда уже пережил символическую смерть, и его настоящее сердце отвергало его, стремясь наружу, чтобы вернуться к своему истинному владельцу, к мраморной скульптуре. Это была ошибка природы или богов, и теперь Райан, как создатель должен был исправить это и создать своё идеальное видение.
Теперь ничто не мешало им сделать последний шаг, он был готов окунуться в вечность, он был готов вечно созерцать собственную нерукотворную красоту. Он мысленно уже давно готовился к этому моменту, и теперь, когда он настал, он был так спокоен, так решителен, так целеустремлён. Возбуждения и радости не было, невозмутимое принятие истины сейчас затмевало все эмоции, которые он сполна сбросит с себя, когда свершится главное событие его жизни, то, для чего он и был рождён. Сейчас важна была сосредоточенность, нельзя было отвлекаться ни на что другое, он сейчас был заряжен этим прекрасным праздником красоты уродства, этим восхищением элитарной публики, а главное, негласным согласием Джулиана, хотя они даже не перекинулись ни одним словом. Их связь нерушимо вела их к мраморной скульптуре, мраморное сердце ждало своего истинного хозяина, чтобы завершить ветхий этап и двигаться к последней вершине.
Мистическая аура окутывала его терпеливое ожидание, всё было готово, жизнь и смерть стояли за спиной мраморной скульптуры, и ждали кульминационного момента слияния, который создаст он один. У него обострились все органы чувств, он улавливал малейший шорох, ощущал тончайшие ароматы, замечал все детали вокруг, и это давало ему полное восприятие реальности, ведь именно в этой реальности ему и предстоит создавать свой последний шедевр. Он всегда был творческим человеком, но такой шедевр не способен будет создать даже сам Жан Ланже, который и подтолкнул их с Джулианом к осуществлению этой мечты. В его галерее будет создаваться то искусство, которое даже ослепляет ангелов, сегодня он не играл в богов, сегодня он был таковым, сегодня он создавал свой собственный мир.
Джулиан даже не заметил, что он всё это время стоял в центральном зале, совсем близко к скульптуре. Но Джулиан так нуждался в этом медитативном очищении, снедаемый собственной энергией, он спешил скинуть с себя лишние искорки суетливой жизни, чтобы медленно гармонизироваться.
