Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 152
– Ах ты ж бедняга, – посочувствовал я. – Но четверть века…
– Он вмёрз в глыбу льда.
– Ну прямо Капитан Америка, – сказал я. – Понятно. Замёрз, потом растаял и вирус подействовал на мёртвые клетки, будто на только что умершие.
– Нет. Он находился внутри ледяной глыбы, когда его нашли. Парня прямо во льду и привезли в Питер. Честно говоря, у нас был план его аккуратно разморозить – вдруг оживёт? Но он вдруг открыл глаза и начал подёргиваться прямо внутри ледяной глыбы.
– Значит, вирус существовал и раньше?
Михаил вздохнул.
– Никто и никогда не находил никакого вируса, поднимающего мертвецов. Мы не знаем, почему покойники восстают. И уж тем более непонятно, какой вирус мог подействовать на замороженное тело в толще льда. Вирусу тоже надо размножаться, распространяться по организму, он использует живые клетки. Мёртвые, в том числе и замороженные, с разорванными органеллами, для вируса бесполезны.
– Что возвращает нас к тому, почему мёртвые восстают, – кивнул я.
– А также почему восставшие обретают разум, почему время поднятия мёртвых ускорилось, почему некоторые кваzи становятся агрессивными, почему некоторые восставшие не подчиняются кваzи.
– Я не знаю, за что зацепиться, – признался я. – Я в чужом городе. Ты, как я понимаю, изрядно урезан в правах. Если учёные не смогли понять механизмы восстания мёртвых – я-то что могу поделать?
– Кто-то настолько хотел тебя убить, что отравил целый вагон, – напомнил Михаил. – У нас есть ниточка.
– Фадеева-Чехова, – вздохнул я. – Будем проверять всех женщин, любящих великую русскую литературу? Или всех актрис? О, понял! Всех с писательскими фамилиями. Жалко, что в русской литературе было так много Ивановых…
Мы вышли из комнаты, оставив восставших пускать слюни у решётки. Ну, в фигуральном смысле, конечно. Слюнные железы у восставших практически не функционируют.
– Придумай что-нибудь, – попросил Михаил. – Напрягись. Ты же можешь. Ты живой.
Что-то было в его голосе необычное. Мы шли по коридору, возвращаясь к унылому кабинету с кулером и двумя орхидеями, которые не паразиты, а эпифиты… Я искоса всматривался в Михаила, в его сероватое старое лицо, погружённый в себя взгляд…
Да он же в панике! Он хватается за соломинку, и эта соломинка – майор Симонов.
– Внешность я описал, всё рассказал. Ваши её и так ищут, – я пожал плечами.
– Внешность, тем более у женщины, – вещь переменчивая, – вздохнул Михаил. – Надо найти раньше, чем наши. Напрягись.
– Красивая, держалась хорошо. Если честно, то всё-таки не думаю, что она причастна к убийству – у неё была возможность пырнуть меня ножом или толкнуть в руки восставших.
– Значит, точно красивая, раз защищаешь, – решил Михаил. – И не боялась восставших?
– Ну, вскрикнула разок. А так очень собранная была, говорила разумно. Один раз что-то заговариваться стала.
– Ну-ка? – заинтересовался Михаил.
Мы вошли в кабинет, я сел на прежнее место. Поморщился, вспоминая.
– Я пошутил, что на «скорой» работал и там мачете спёр. А потом, когда предложил вагон изолировать, чтобы в Питере кваzи взяли кадавров под контроль, она спросила – правда ли на «скорой помощи» работал? Я отвечаю, что вроде как на врача не похож. А она какую-то ерунду сказала. Мальчиком меня назвала. И про переулки что-то. Мол, может, мальчик, может, в переулке…
– В улке, – сказал Михаил.
Я повспоминал немного.
– Ну да. Но такого слова нет.
– Есть, Денис. «Кадаврами» врачи «скорой» всегда называли мёртвых. «Мальчиком» звали водителя «скорой помощи». «Улка» – бригада «скорой», работающая на улицах, там обычно нет врача, только опытный подготовленный фельдшер. На врача ты и впрямь не похож, а вот фельдшер из тебя бы вышел. Или водитель.
Можно было сказать, что Михаил оживает прямо на глазах, вот только каламбур выходил уж больно дурацкий.
– Молодец, Денис. Услышав от тебя слово «кадавр», твоя спутница не удержалась от реплики. Судя по знанию сленга, она имеет отношение к «скорой помощи».
– Ты-то откуда знаешь? – поразился я.
– У меня жена была врачом «скорой помощи», – пояснил Михаил. – Пошли! У нас есть ниточка!
– Так может у неё муж – врач «скорой помощи»? – пробормотал я, вставая. – А зачем идти? Интернет отменили?
– За это помещение я спокоен, – ответил Михаил. – А вот за интернет – ни в малейшей мере.
Скорее по инерции я всё же продолжил спорить, идя за старым кваzи.
– Ну и смысл? Если следят, то стоит нам куда-то зайти – поймут, чего искали.
– Поймут, – согласился Михаил. – Но мы к тому моменту будем впереди. На полшага. Но иногда полшага – это очень много.
Первый кваzи, которого я увидел в своей жизни, сидел на броне танка и ел перловую кашу из железной миски.
Меня подобрали в пяти километрах от Мкада. Тогда аббревиатура «Московская Кольцевая Автодорога» ещё не превратилась в короткое ёмкое слово, обозначающее и защитный рубеж, и границу, и транспортную магистраль. Сейчас дети, играя, могут начертить перед собой линию на земле и закричать: «У меня Мкад, ты в меня не попал!» Тогда же защитные сооружения только строились, а охраняла мегаполис армия, полиция и добровольцы.
В те дни поток беженцев, стекающихся к городам (вперемешку с восставшими, которые на них охотились и рефлекторно шли к скоплениям людей), был так велик, что никто со спасёнными не сюсюкал. Никаких психологов, никаких центров реабилитации. Несколько замученных, спящих на ходу врачей, которые в основном проверяли, нет ли на теле спасённых укусов – тогда ещё считали, что укушенный может умереть и превратиться в восставшего.
Меня осмотрели и покормили – сунули в руки пакет чипсов и банку рыбных консервов. Спросили, служил ли в армии, умею ли стрелять, доводилось ли уже убивать восставших. И отправили к временному штабу: большой военной палатке на парковке у строительного гипермаркета. Почему военные не использовали здания и склады вокруг – не знаю. Наверное, какие-то правила.
Возле палатки стояли два танка. У одного люки были задраены. У второго открыты. На башне, возле открытого люка, сидел молодой мужчина в военной форме с серовато-синим лицом и ел из миски кашу.
Я оторопел. Я остановился, глядя на восставшего. Нет, он был какой-то не такой, как остальные. И взгляд был разумный, и вёл он себя как человек. Но цвет кожи… и какой-то общий странный вид… от него будто веяло чем-то нездешним, неправильным.
– Трупак! – сказал я пробегавшему мимо сержанту. – Трупак же!
Тогда это слово было в ходу. Сейчас за него банят в социальных сетях, и вообще лучше выматериться, чем такое сказать.
Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 152
