Повседневная работа адвоката – это по большей части дела заурядные: убийства из-за спиртного и под его воздействием, кражи и грабежи, дележка наследства, разборки между бывшими супругами по поводу детей и имущества. Нельзя однозначно ответить на вопрос: какие дела вести легче, уголовные или гражданские? Тем не менее чаще всего приходится вспоминать трагические моменты именно уголовной практики, в которых постоянно ощущается боль разочарований и поражений.
Трагедии человеческих жизней сопровождали всю мою профессиональную карьеру и с самого начала стали ее основным предметом. При этом мне удалось сохранить в себе способность поражаться фактам творимого зла, противостоять рутине и профессиональному равнодушию. Существуют заблуждение о том, что, когда дела проходят, то они в конце концов забываются. Однако следователи, судьи, адвокаты профессионально закладывают в своей памяти фамилии, события, факты и долго еще продолжают, как сказал один судья в отставке, «мыслить делами».
Для того чтобы читателю стало хоть немного ясно, что же представляет собой труд рядового провинциального адвоката, расскажу о некоторых делах, которые мне пришлось провести преимущественно в первые годы моей адвокатской деятельности.
Первые дела
Кажется, что целая вечность прошла с тех пор, как я стал адвокатом. Но я четко помню свой первый неуверенный «поход» к следователю с дорожной сумкой, доверху «набитой» кодексами и комментариями законов. Помню и то, что практика оказалась намного проще, чем я представлял себе ее в институтской аудитории.
Не могу забыть первого судебного дела «по назначению»[161], которое я поначалу безуспешно пытался разыскать в своем архиве. Когда начал писать эту книгу, о моем первом клиенте напомнила случайная встреча. Не мог я себе и представить, что спустя двенадцать лет вновь стану защитником цыгана, получившего в сентябре 2000 года два года условно за групповую кражу автомагнитолы, а затем осужденного на пять лет лишения свободы за разбой. Как и много лет назад, он нигде не работал, не получил образования и из-за неграмотности не мог даже прочитать судебной повестки, сожительствовал в деревне с какой-то девушкой, от которой родились двое детей. Именно для поездки из города домой, по утверждению моего подопечного, он и украл у своей крестной мобильный телефон.
На первый свой процесс в отношении этого цыгана в 2000 году я попал ввиду неявки какого-то адвоката на заключительном этапе, также неожиданно, как иногда бросают в реку детей, чтобы те мгновенно научились плавать. Дело «пролетело», но остались в памяти первые чувства: сначала ужас и страх от неизмеримой ответственности, затем спокойствие и решительность, которые ко мне пришли довольно быстро в профессиональной сфере.
Удачным было мое первое дело по соглашению, начатое в декабре 2000 года. Мой подзащитный Б. был обладателем редкой и вымиравшей в то время профессии часового мастера[162], он работал в местном Доме быта и в детстве, возможно, я не раз прибегал к его услугам. Угрюмая внешность моего клиента ярко свидетельствовала о его беспорядочном образе жизни, обусловленном отсутствием постоянных заработков и употреблением спиртных напитков, но свою вину в хулиганстве и грабеже он категорически отрицал.
Обвинялся он в том, что в группе лиц избил потерпевших, а у одного из них забрал норковую шапку стоимостью 2500 руб. и 60 рублей денег. Это обвинение строилось на противоречивых показаниях двух обвиняемых: в первоначальных показаниях они Б. ни в чем не уличали, а впоследствии указали на него как на лицо, похитившее шапку, при этом по-разному называли место, где им передавалась эта шапка. Один говорил – на месте преступления, другой – в троллейбусе по дороге домой. Также один из обвиняемых показал, что Б. якобы обыскивал потерпевшего и забрал у него деньги в сумме 60 рублей купюрами по 10 рублей, но впоследствии от этих показаний отказался, а сам потерпевший показывал, что деньги у него были купюрами 50 рублей и 10 рублей.
Несмотря на противоречивость доказательств, дело поступило суд. В то время как я уже был готов выступать с речью об оправдании Б., в которой подробно, со ссылками на материалы дела, была обоснована невиновность моего подзащитного, судья настойчиво потребовал от меня заявить ходатайство о возвращении дела на доследование. Он сильно испугал меня этим, так как я думал, что дело после «доработки» на следствии вновь окажется в суде. Но по сложившейся практике, о которой я еще не имел тогда достаточного представления, «бесперспективные» дела обычно прекращались именно на следствии, так как вынесение в судах оправдательных приговоров, мягко говоря, не приветствовалось. После возвращения дела на доследование были проведены очные ставки между обвиняемыми, и в марте 2001 года дело в отношении моего клиента прекратили в связи с недоказанностью обвинения.
