Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
Едва сдерживаясь, Толик кивнул и ушел в туалет. Включил воду. Пробыл за запертыми дверями какое-то время.
— Слушай, я ведь догадывался, что между вами что-то было, — продолжил говорить Кондрашка, когда Черепанов вышел из туалетной комнаты с красным лицом и мокрыми глазами. — Потому что…
— Что? — не выдержал Толик.
— Она тут тебе кое-что оставила, — Прохор полез в ящик письменного стола. — Передала за несколько дней до того, как это случилось.
Он достал какой-то конверт, набитый чем-то мягким. Протянул его Черепанову.
— Знаешь, у меня аж мороз по коже. То есть она как будто чувствовала, что что-то случится. Меня все это время сжигало любопытство, но я обещал ей, что передам тебе, и никому другому, и что залезать туда не буду, — он кисло усмехнулся. — Не самого подходящего человека на эту роль она выбрала. Но… я ведь обещал ей.
Черепанов долго разглядывал конверт. Сквозь мягкую набивку — вроде обыкновенной ваты — прощупывался какой-то твердый продолговатый предмет, вроде зажигалки.
— В общем, я пойду, пройдусь до… неважно, — Кондрашка, угнувшись, направился к двери. Надел тапочки. — Если что, буду в столовой.
Толик кивнул ему и про себя поблагодарил за понимание. Самому же не терпелось вскрыть конверт, но в то же время было не по себе, и дрожь коснулась жилистых крепких рук. Дрожь, которую прежде он никогда не чувствовал.
В конверте, действительно, была вата. Это могло бы ничего не значить, но Толик хорошо помнил, как сказал ту глупость, когда они с Тамарой были в тундре вдвоем, и она заговорила про сахарную вату, и призналась, что очень хочет на море, и чтобы обязательно была сахарная вата. Он же то ли в шутку, то ли всерьез — сам не понял — предложил посыпать сахаром вату, или в сахарный сироп ее окунуть. Что тогда у него в голове было? Сумбур, глупости, но это было что-то из детства, из тех его моментов, когда внизу живота сводило.
Вата. А в вате — флешка.
Просмотрев записанное видео, Толик еще какое-то время пялился в экран и все не мог сдвинуться с места. Поставить еще раз? Да ведь все предельно ясно…
Он подорвался со стула. Оскалился. Сжав кулак, врезал по стене.
Голос Тамары. Съемка прямо на ходу, со сбивчивыми комментариями. Камера дергается, но моментами отчетливо видно… трупы. Сомнений не было — в момент взрыва на месте проведения работ были люди. Десятки работников.
«Не просто работников. Судя по документам, эти люди вообще не числились среди рабочих на месторождении. Мне удалось раздобыть кое-какие доказательства, но это слишком опасно. Если они решили скрыть свое преступление, они будут очень осторожны. Рано или поздно они догадаются…»
Тамара записывала видео в своей комнате. Показывала какие-то бумаги. Хмурая, такая бледная в свете люминесцентной лампы.
«Эти люди не должны были находиться там. Ни при каких раскладах. Руководство месторождения использует дешевый рабочий труд, нелегально нанимает выходцев из Средней Азии для работ. Они не имеют соответствующей квалификации, но это… экономия для предприятия. Минимальная оплата труда. Никаких налогов. Ненормированный рабочий день. Это похоже на рабство.
Прошло уже три дня. Я не знаю, где они захоронили трупы и хоронили ли их вообще. Одно я знаю точно — никто не знает о том, что случилось. Никто не понесет ответственность за это преступление…»
Черепанов снова не мог оторваться от монитора. Ему хотелось кричать.
«Я, Тищенко Тамара Дмитриевна, совершила преступление, пренебрегла правилами техники безопасности. Я признаю свою вину.
Эти люди не должны были находиться там. Руководство месторождения виновно в том, что случилось, не меньше моего. У меня состоялся разговор с Майклом Стивенсоном. Последовала угроза расправы в случае, если я не буду держать язык за зубами. Этот разговор записан, и я готова предоставить его вместе с данным видео. Я собираюсь предать огласке данный инцидент и готова предоставить доказательства…»
Черепанов чувствовал себя запертым в клетке животным, которому хотелось вновь почувствовать вкус крови. Хотелось ворваться к Стивенсону и разбить ему голову. Отомстить за Тамару. Он готов был убить любого, кто встанет на его пути. Но разве это выход?
Нужно было успокоиться. Нельзя было выходить в таком состоянии из комнаты. Он ходил по кругу, пока на его плечо не упала рука Кондрашки. Толик дернулся, сжал кулаки.
— Это я! — испуганно выпалил Прохор. — Что случилось? Я ждал тебя в столовой.
— Черт! — выругался Черепанов.
В тот вечер Прохор ничего не узнал от Толика. Пройдет еще десять дней, прежде чем Черепанов покажет ему видео, сорвавшись в один из пустых вечеров между рабочими сменами. К тому времени он уже окончательно выцветет и станет похож на собственную тень, которая то и дело исчезала в темной северной ночи.
Кондрашка уволится ближе к концу ноября — не сможет мириться со своим новым знанием. По приезду в город запьет — старые привычки умирают с трудом. Будет часто наведываться к их с Толиком общей знакомой — Марине Ивлевой. Бабе пусть и падшей, но душевной в разговорах и щедрой в желании пить горькую в хорошей компании.
Его бегство продолжится, и в итоге он уедет из города и поселится в заброшенном поселке, в двухэтажном доме на берегу моря. Будет ловить рыбу, снимать со старой техники запчасти и ждать какого-то туманного будущего, странного, вроде бы даже неправильного, но во всех хитросплетениях какого-то логичного, что ли. Ведь если бы Прохору удалось взглянуть на свою смерть со стороны, он бы осознал, что его страх, и страх милиционеров, и страх того ребенка, которого он взял в заложники — все это звенья одной цепочки, ведшей, в итоге, к тому, чего Прохор так хотел и от чего так бежал в своих алкогольных возлияниях.
К правде.
Попытки найти что-то новое ни к чему не приведут одержимого местью Черепанова. На протяжении месяца он будет тщетно стучаться в закрытые двери кабинетов с желанием узнать, как же так получается, что «рабов на Север пригоняют» и что «самая ответственная сотрудница ни с того ни с сего пренебрегает техникой безопасности».
В итоге он столкнется со Стивенсоном в неприятном разговоре. Пренебрежительный взгляд, едва заметная улыбка — несмотря на то что управляющий месторождением будет делать удивленное лицо при упоминании о погибших работниках и клятвенно заверять, что «ничего такого никогда здесь не было, а если бы и было, то есть определенные процедуры; никакого замалчивания, мы же серьезная организация», Черепанов явно различит ложь в его молчании. Он сожмет кулаки и будет так близко, что желание почувствовать вкус крови уже практически возьмет над ним верх. Но он обещал себе… обещал ей, что стал другим. Уверовал.
Он поймет, что все в управлении месторождением повязаны — на это ему намекнут, — и умолчит в беседе с Викторией — начальницей отдела кадров — о том, что у него есть компромат. Он напишет заявление на увольнение и через две недели отправится в город, надеясь там найти справедливость.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
