Три судьи обменялись взглядами. За спиной Ива-ты зашушукалась публика.
Второй судья, старший по возрасту, прокашлялся.
— Итак, с этого момента вы сосредоточили расследование на личности старшего инспектора Акаси?
— Именно так, господин верховный судья. Позже выяснилось, что для официального опознания тела Акаси вызвали некоего бездомного — бывшего коллегу старшего инспектора Акаси, Редзо Судзуки. Для опознания тела — без лица, — похожего по приметам на тело Акаси, с недавно выбритой головой и пальцем, специально сломанным для того, чтобы надеть на него кольцо. Полагаю, оно принадлежало Такаре Мацуу, убийце детей, по которому никто не станет горевать.
Первый кашлянул и снял очки.
— Инспектор, в ходе развития всей этой… ситуации вы ни разу не поделились своими сомнениями с вышестоящим начальством и не попросили о помощи. Признаете ли вы, что, возможно, выбрали не лучший вариант действий?
— Господин судья, при всем уважении, это был единственно возможный вариант действий. Я знал, что у убийцы есть связи внутри полицейского управления. Его действия выглядели слишком уж идеальными. Он всегда опережал нас на один шаг. Чему не приходится удивляться, ведь Акаси обладал компроматом на многих своих коллег…
Второй судья поднял руку:
— Инспектор, вы говорите о фигурантах еще не законченного расследования, поэтому прошу вас избегать некорректных формулировок.
Ивата тонко улыбнулся.
— Прошу прощения, господин верховный судья. Я лишь хочу сказать, что с учетом градуса должностных злоупотреблений — предполагаемых злоупотреблений — сотрудников первого отдела я не считал для себя безопасным обратиться хоть к кому-нибудь. Однако в тот момент я был абсолютно уверен — моя… импровизация с Ёси Татибаной сработает.
Первый судья цокнул языком:
— Интересные вещи вы рассказываете, инспектор. Вы хоть понимаете, в ретроспективе, насколько большой ущерб могли нанести ваши действия полицейскому управлению? Не только с финансовой точки зрения, но и с точки зрения доверия широкой публики к японской правоохранительной системе? Честно говоря, я никак не могу взять в толк, почему то, что вы называете «импровизацией», еще не стало предметом расследования со стороны прокурора Мураты.
Ивата поклонился.
— Извините, господин верховный судья. Я принимаю всю полноту ответственности за свои действия. И в связи с этим на прошлой неделе уведомил о своей отставке суперинтенданта Синдо.
Судьи переглянулись.
— Этой информации нет в наших материалах.
Синдо, сидевший на галерее, пытался избегать любого зрительного контакта.
— Думаю, суперинтендант рассчитывал, что я изменю свою точку зрения. Однако мое решение окончательно.
Третий судья — женщина — кивнула в знак согласия:
— Хорошо, инспектор. Продолжим. В какой момент вы уверились в виновности Акаси?
— Это подтвердила запись видеокамеры с Радужного моста — Акаси и Мацуу были на мосту за два дня до того, как Акаси совершил так называемое самоубийство. Скорее всего, он убил Мацуу, затем побрил голову и изуродовал лицо трупа. Это дало ему пару дней на реализацию своего плана. Когда все было готово, он поменялся одеждой с убитым, привязал его к себе и прыгнул.
В разговор вмешался Первый судья:
— Допустим, Хидео Акаси имел психические отклонения, но, судя по вашим же словам и имеющимся у нас свидетельствам, он был способен к тщательному планированию. Ему удавалось вводить в заблуждение начальство в течение долгого времени, как в самом управлении, так и за его пределами. Как вы объясните это противоречие? С одной стороны, он скрупулезный стратег, а с другой — человек достаточно безумный для того, чтобы прыгнуть с 30-метровой высоты, рискуя погибнуть?
Ивата пролистал страницы документа, лежавшего перед ним.
— Позвольте, господин верховный судья, я зачитаю выдержки из психиатрического заключения доктора Хаяси?
Первый судья кивнул.
«Объект демонстрирует явные признаки диссоциативного расстройства и идентифицирует себя с личностью „шамана“. Возможно, это произошло с ним после прыжка с Радужного моста, и фактически он перестал быть Хидео Акаси. Субъект воспринимает себя как живое воплощение гибели „старого мира“. Весь смысл его существования состоит в прокладывании пути к „новой реальности“. При этом объект отказывается обсуждать свое видение нового мира, делиться подробностями, а при попытках оказать на него давление замыкается. Он признает своей верой культ, известный под названием „Дети Черного Солнца“, и разделяет его преступные цели. Он видит себя как воина-монаха, ревностного апостола-убийцу, готового на все ради слов своего гуру — Такаси Андзаи. Объект признается в особо близких отношениях с этим человеком, напоминающих динамику отношений отца и сына или лидера и последователя. Хотя объект часто и с легкостью переключается от реальности в мир своих фантазий и наоборот, я все же настоятельно рекомендую провести более тщательное расследование деятельности этой преступной секты. Вера Акаси в Новый Путь, с моей точки зрения, не подлежит сомнению. Он убежден в том, что Черное Солнце воссияет.
Его автограф на каждом месте преступления в виде черного солнца в его представлении как раз служит символом минувшего старого мира и зарождения нового. Несмотря на всю сложность психологического портрета объекта, нет сомнений в том, что Хидео Акаси — изощренный преступник и очень опасный человек. После многочасовых бесед с ним могу с полной ответственностью заявить, что в случае освобождения из-под стражи он вновь начнет убивать людей. Считаю, что после завершения его „крестового похода“ его психическое состояние останется достаточно гибким для того, чтобы переключиться на новый культ.
Хидео Акаси представляет собой, с моей точки зрения, одного из самых сложных и опасных преступников в истории Японии. Моя профессиональная рекомендация — бессрочное пребывание Хидео Акаси в психиатрической лечебнице под максимально строгой охраной».
Ивата отложил бумаги и продолжил:
— Господин верховный судья, я хочу ответить на заданный вами вопрос о логике людей, прыгающих с большой высоты без видимых шансов на выживание и без какой-либо страховки. Лично я считаю, что Акаси полностью осознавал, что он рискует своей жизнью. Однако он также наверняка понимал, что, делая это, он получает возможность исполнить свой план. Если следовать мнению доктора Хаяси, то вполне возможно, что он считал это своего рода испытанием — как крещение огнем, к примеру. С точки зрения Акаси, то, что он смог выбраться из залива целым и невредимым, подтверждало присутствие высшего промысла в его поступках.
Первый взял со стола лист бумаги.
— А что случилось с младшим инспектором Сакаи? Или Мидори Андзаи, если называть ее настоящее имя.
Ивата закрыл глаза и представил себе Сакаи — испуганную маленькую девочку, держащую за руку мать и садящуюся с ней в кабину фуникулера. Он увидел Кейко, наставляющую нож на толпу, с глазами, говорящими Акаси: «Держись от меня подальше». Он представил себе, как Акаси подхватывает девочку и выходит из кабины.
