Милый в армию поехал, Не оставил ничего, Только лёгонький поминочек — Ребёнок от него…
Ещё помянулось: топал хмельно и раскачисто по узкому и шаткому мосту, повисшему над закатной речкой; вижу, на мостике темнеют два силуэта, и я, вкрадчиво, шёпотом шёл мимо чужой любви, стараясь не греметь сапогами, но вдруг и не по воле своей замер от тоски по юности, спалённой грехом: «…зачеркнуть бы всю жизнь да сначала начать…».
На чудную бабоньку, что, теребя русую косу, нет-нет, да и гляделась в реку, словно в зеркало, с берега тоскливо взирал мелкий, взъерошенный мужичок; и я, в те дальние восьмидесятые бродячий репортёр, был наслышан про их любовь и разлуку. В деревне же как: у околицы чихнул, посреди поселья «будь здоров» говорят; и ещё, бывало, не успеет синичка воркнуть, а про неё уже как про соловушку поют. Так и про эту забавную супружескую пару изрядно соткалось сплетен…
И полинявшая на солнце, дремотная река, и паром с призывниками, и чудная и чудная бабонька со своим мужиком привиделись, когда вспомнил потешную кинокартину, кою видел в дальние лета; и вся ныне запечатлённая любовная история вышла столь созвучна киношной.
Аграфена Павловна, вдовуха-вековуха, бывшая школьная литераторша, приютившая меня, домысливая и довоображая, поведала… Может, как вдова шила широки рукава, было б куда класть небылые слова…
Клавдия Щеглова, в девках Полоротова, родилась и выросла в глухой таёжной деревушке; в городе выучилась на библиотекаря и была послана в село Покровка обращать здешний речной народец в книгочеев. Чтоб не одни школьники да служащие, но и мужики и парни почитывали книги, грели душу не водкой по прозвищу «Сучок», а повестями Пушкина, Гоголя, Лескова и Шмелева. Три зимы и три лета библиотекарша, так её звали на селе, жила в светёлке у Аграфены Павловны, – та ютилась в запечной каморе, – а выйдя замуж, Клавдия укочевала к мужу в его родовое гнездо. Лет уж пять отжили, правда, чада не нажили, и вдруг мужняя жёнка по уши втрескалась в учителя литературы. И учитель, белокурый, по-отрочески ладный, зорево алел, нервно потирал очки, когда Клавдия, широкая, словно речной паром, покачиваясь на незримых волнах, плыла по библиотеке, и ветром сносило девку к учителю, который вечерами читал толстые журналы без картинок и выписывал в амбарную книгу мудрые мысли.
