– Ваше Величество простудится, – вмешался доктор Уиллис. – Состояние Вашего Величества так быстро улучшалось, что будет верхом нелепости, если вы вызовете новую вспышку болезни.
– Да, – закивал король. – Это будет нелепо, нелепо, нелепо…
– Следовательно, Ваше Величество…
– Я должен сказать мисс Берни au revoir.[17]
С этими словами король снова положил Фанни руки на плечи, привлек ее к себе и поцеловал в щеку, как и в начале разговора.
Фанни не знала, куда деваться от смущения, однако придворные уже уводили короля по направлению к дому. Король крикнул через плечо:
– Не бойтесь этой ужасной женщины, мисс Берни. Не обращайте внимания на Швелленбург. Положитесь на меня. Я ваш друг. Пока я жив, я буду вашим другом. Вы меня понимаете? А? Что? Я клянусь вечно быть вашим другом.
Фанни стояла, глядя, как придворные уводят короля, улыбалась и кивала ему, когда он оборачивался и что-то кричал ей через плечо.
После чего побежала в свою комнату, а когда явилась к королеве, пересказала ей разговор с королем, умолчав, правда, о его высказываниях в адрес мадам фон Швелленбург.
– Его Величество все еще ведет себя немного странно, мисс Берни, – молвила королева. – Однако я верю, что он поправится.
* * *
Королева оказалась права.
В Палате Лордов лорд-канцлер заявил, что, поскольку здоровье короля улучшилось, обсуждать билль о регентстве уже неприлично.
Король быстро поправлялся, и в начале апреля принц Уэльский и его брат Фредерик были вызваны в Кью, дабы поздравить Его Величество с выздоровлением.
Принц Уэльский вел себя крайне пристойно и впервые проявил такую сердечность по отношению к отцу.
Болезнь быстро отступала. Правда, король постарел, речь его оставалась быстрой и бессвязной, однако ум был снова ясен.
Вся королевская семья собралась на службу в собор Святого Павла, где служился благодарственный молебен по случаю выздоровления короля. Стоял апрель, и толпы людей высыпали на улицы, наслаждаясь хорошей погодой. Видя проезжавшую карету короля, народ разражался приветственными криками.
– Боже, храни короля! – кричали люди, бросая в воздух шляпы и размахивая флагами. – Долгих лет жизни, Ваше Величество!
Король был растроган таким бурным выражением преданности. На его глазах выступили слезы, а народ, увидев, что король расчувствовался, закричал еще громче.
А вот принца Уэльского провожали молчанием.
Он не мог этого понять. Ведь это он – любимец толпы. Он – Принц-Само-Очарованье. И все же люди встречали и провожали его угрюмым молчанием. Впервые в жизни он не слышал приветственных возгласов.
Принц был зол. Что происходит? Ведь он просил лишь о том, что принадлежит ему по праву! Почему они настроены враждебно?
Да, очевидно, народ считает – несмотря на заявления парламента, – что он женат на католичке. Всему виной Мария… и ее религия!
«Любовь моя, – думал принц, – от сколького я ради тебя отказался!»
Королева ликовала, видя, как толпа принимает принца. Она приложила много усилий, чтобы в народе стало известно о черством отношении принца к больному отцу. Она распускала слухи о его плохом обращении с ней и с сестрами, рассказывала, как он пытался разлучить жену с занемогшим мужем, как всеми правдами и неправдами добивался власти… Ну, и конечно, не преминула сообщить, что именно выходки старшего сына свели короля с ума. Мистер Питт и королева были друзьями, а принц поддерживал не пользовавшихся популярностью в народе вигов, во главе которых стоял Фокс. Но самым страшным проступком принца было то, что он жил в грехе с католичкой… и даже если он был на ней женат, это все равно не вызывало в народе одобрения.
«Ну, что ж, принц Уэльский, – злорадствовала королева, – раз ты не принял моей любви, то теперь тебе придется хлебнуть моей ненависти!»
Странно, что мать так возненавидела некогда обожаемого сына. Однако королева Шарлотта слишком долго подавляла свои чувства – слишком долго на нее смотрели, как на ничтожество, просто как на производительницу королевских отпрысков, – а когда такие люди вырываются на свободу, их поступки часто становятся неожиданностью даже для них самих.
Вот уж было работы карикатуристам! Особенно много разговоров вызвал рисунок под названием «Похороны мисс Регентство». На нем изображался гроб, на котором вместо венков лежала корона – явно корона принца, – игральные кости и пустой кошелек. Среди скорбящих выделялась фигура миссис Фитцерберт.
Увидев карикатуру, принц подумал:
«Да, Мария действительно скорбит больше всех. Она надеялась, что, став регентом, я признаю ее своей законной женой. Но что было бы, если бы я это сделал?»
Он вспомнил угрюмые толпы, которые он видел на улицах в день благодарственного молебна, и встревожился.
«А ведь Мария могла меня уничтожить», – промелькнула предательская мысль.
Откуда-то из прошлого донеслись отзвуки старой песни:
«Я от короны откажусь,
Лишь бы назвать тебя моею».
Лишь столкнувшись с возможностью стать регентом, принц осознал, чем для него на самом деле была королевская корона. Теперь он понимал, что никогда не откажется от нее. А если придется выбирать между короной и Марией…
Несколько лет назад он, не раздумывая, выбрал бы Марию.
А сейчас?
«Я и так от многого отказался ради нее», – с досадой подумал принц.
ДУЭЛЬ ГЕРЦОГА
Королева наслаждалась новообретенной властью. Болезнь короля пошатнула его уверенность в своих силах, и он жил в постоянном страхе заболеть снова. Он стал стариком – трусливым стариком, – и королева после стольких лет рабского подчинения почувствовала себя полновластной хозяйкой.
Главным ее врагом был принц Уэльский, и королева намеревалась с ним сразиться. Она повсюду расставила своих шпионов. До чего же интересная стала у нее жизнь! Как она отличалась от страданий во время беременности, от бесконечных забот о малышах, от уплаты по счетам и надзирания за слугами. Мистер Питт стал близким другом королевы. Он не пренебрегал ею, хотя все и считали мистера Питта величайшим политиком эпохи! Больше того, мистер Питт был премьер-министром и главой тори, а все придворные поддерживали партию тори. Когда королева устроила бал, желая отпраздновать выздоровление короля, все дамы явились в голубых платьях – это был цвет тори, – и убранство столов было выдержано в соответствующих тонах. И даже на сластях красовались надписи в поддержку партии тори!
– Это праздник для министров и тех людей, которые голосовали за короля и за меня, – провозгласила королева. – За тех, кто доказал свою истинную дружбу.
