Но вот она подошла и положила ладонь ему на грудь. Пальцы, влажные от его пота, приподнимались и опускались, она ощущала его дыхание, его тепло, видела жилку, пульсирующую у него на шее, видела, как загораются его глаза. Он попытался коснуться ее. Сара оттолкнула его руку, крепко вцепилась в рубаху и изо всех сил встряхнула:
– Никогда, никогда, слышишь, никогда больше не смей так делать!
* * *
Случается порой, что две нити переплетаются одна с другой и не нужно для этого ни веретена, ни прялки; оказавшись рядом, они туго-натуго свиваются друг с другом. И те же внутренние силы, что соединили их, способны со временем скрутить их в шнур, смотать его в клубок и вернуть к тому самому месту, откуда все начиналось.
Прошло несколько лет. Давно уже покоился в могиле мистер Хилл, но судьба Полли по-прежнему оставалась неопределенной, и ей еще предстояло приложить немало усилий, чтобы добиться своей цели, когда на скотопрогонном тракте показались путешественники и, свернув с него, стали спускаться в низину между высокими изгородями. Все эти годы они много трудились и, завершив труд, снова отправлялись в путь, обретали друзей и расставались с ними, читали книги и передавали прочитанные другим. Они хранили терпение, не лезли на рожон и старались не привлекать к себе внимания, дожидаясь окончания войны, и все это время были в пути, всегда в пути.
Деревья уронили на дорогу длинные синие тени. В полях тихо паслись коровы, кролики выскакивали из травы, на миг замирали и прятались. Дым поднимался из высоких труб. Сара узнала доносящийся запах – день стирки, – глубоко вдохнула:
– Знаешь, что сказал Гераклит?
Джеймс на ходу сорвал с куста зеленый лесной орех и раздавил в ладонях.
– Не помню.
– Гераклит сказал, – она поддала камушек, и тот откатился, – что нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
Отделяя ядрышко от скорлупок, он кивнул, дивясь ее маленькой ладной фигурке, шелесту ее юбки в такт шагам, самому ее присутствию, которое изо дня в день не переставало поражать его как чудо. Он протянул ей на мозолистой ладони ядро ореха. Орех был совсем молодой, с молочно-белой мякотью – первый в этом году.
– Вот, возьми.
Сара взяла орех и собиралась поблагодарить, как вдруг заметила какое-то движение. Она резко остановилась, сжав орех в кулаке, и тронула Джеймса за рукав. На веревках раздувалось стираное белье, и Полли – господи, это же Полли, только уже не ребенок, а совсем взрослая девушка – расправляла на веревке сорочку. Заметив, что по тропе кто-то идет, она оторвалась от дела, вгляделась, а потом выронила сорочку и, подобрав подол, понеслась к ним напрямик через выгон.
Сара рассмеялась, сбилась с шага и сама бросилась ей навстречу. Но ее порывистые движения нарушили кое-чей покой: в глубине туго завязанного на груди платка заворочался и захныкал крохотный сверток, до того лежавший тихо. Сара остановилась и заглянула в складки платка. Оттуда на нее испуганно смотрел широко раскрытыми глазками разбуженный младенец.
Сара кончиком пальца погладила ровный лобик:
– Все хорошо, солнышко. Мы почти пришли.
Баюкая, она прижала к себе головку ребенка и оглянулась на Джеймса. Он догнал ее в несколько шагов; старый парусиновый мешок хлопал его по спине. Сара улыбнулась ему, они взялись за руки и вместе зашагали вниз по тропе, ведущей в Лонгборн.
От автора
Главные герои «Лонгборна» присутствуют на заднем плане «Гордости и предубеждения» едва различимо: их дело – служить изображаемому семейству и перипетиям сюжета. Они доставляют записки и правят экипажами; бегают с поручениями, когда никому другому не хочется выходить из дому, – волшебное средство, помогающее в проливной дождь раздобыть банты на туфли для бала в Незерфилде. Но они тоже люди, по крайней мере для меня.
«Лонгборн» охватывает предысторию героев, равно как прослеживает их судьбу после счастливого финала «Гордости». Что же касается временного отрезка, где оба романа пересекаются, то события этой книги точно наложены на те, что описаны у Джейн Остин. Обед, который подают в «Гордости и предубеждении», готовят в «Лонгборне». Прежде чем вступить в бальную залу у Остин, барышни Беннет выходят из коляски – и та остается их дожидаться на моих страницах. Я позволила себе вторгнуться в оригинальный текст лишь настолько, чтобы дать имена безымянным – дворецкому, лакею и второй горничной – и возложить на миссис Хилл обязанности кухарки наряду с полномочиями домоправительницы (обычное дело для столь небольших и небогатых имений). А уж чем занимаются слуги у себя внизу, вдали от посторонних глаз, покуда Элизабет и Дарси наверху теряют голову от любви, – это, я полагаю, исключительно их дело.
И последнее: в «Гордости и предубеждении» лакей появляется всего один раз – когда доставляет записку Джейн. Больше он нигде не упоминается.
Благодарности
Не помню, когда я впервые прочитала «Гордость и предубеждение». Мне кажется, я всю жизнь любила эту книгу. Роман Джейн Остин приобщил меня к «взрослой» литературе и открыл целое море удовольствия: эта книга – единственная, которую я перечитывала во взрослом возрасте. Даже после стольких лет и стольких перечитываний, после того, как я распорола задник ее декораций, чтобы увидеть, что там с изнанки, – я все еще люблю «Гордость». Восхищаюсь ею. И существовать внутри ее, пусть даже так, по-иному, стало ни с чем не сравнимым наслаждением.
Но есть и другие книги, перед которыми я в особом долгу. «Вкус истории» Мэгги Блэк (Maggie Black A Taste of History) и «Поваренная книга Джейн Остин» под редакцией Мэгги Блэк и Дейрдре Ле Файе (The Jane Austen Cookbook) подсказали мне идеи для обедов. В «Пиренейской войне» Чарльза Эсдейла (Charles Esdaile The Peninsular War), «Войне войн» Роберта Харви (Robert Harvey The War of Wars), «Алом мундире» Ричарда Холмса (Richard Holmes Redcoat) я почерпнула важнейшие подробности – военно-исторические и человеческие – того, что пришлось пережить Джеймсу в Испании и Португалии. Письма Джейн Остин, изданные Дейрдре Ле Файе, «Бесплодные усилия: Домашние хлопоты и создание современной Англии» Каролин Стидман (Carolyn Steedman Labours Lost: Domestic Service and the Making of Modern England), «За закрытыми дверями: в английском доме георгианской Англии» Аманды Викери (Amanda Vickery Behind Closed Doors: At Home in Georgian England), «Жизнь в георгианском Ланкастере» Эндрю Уайта (Andrew White Life in Georgian Lancaster) и «Благопристойность и непорядок» Бена Уилсона (Ben Wilson Decency and Disorder) дали мне бесценное представление о домашней и светской жизни в то пленительное и беспокойное время.
Я благодарна не только книгам, но и людям. Дарагу – за то, что засадил меня за работу. Салилю – за бдительность. Диане, Джейн и Мэриэнн – за то, что меня дергали. Клер – за то, что не отступала. А моим маме с папой – за то, что в детстве не раздумывая отпускали меня играть днями напролет в ветхих надворных постройках расположенной неподалеку георгианской усадьбы, где имелась огромная гулкая кухня, заброшенное отхожее место и пустующая конюшня с приставной лестницей, ведущей на озаренный солнцем чердак.
