— Что может искать гражданин мира, постигающий Непостижимого Бога, если не знания? Мне интересно наблюдать вблизи свойства трёх золотых даров, к которым меня Ардагаст конечно же близко не подпустит. Как знать, не дадутся ли они тебе, почитающему Меч Ортагна?
Чёрные глаза некроманта испытующе глядели на Фарзоя. В оловянном перстне жёлтым огнём вспыхнул топаз — камень Юпитера и власти. Чтобы подчинить человека чарам, нужно знать, на какую страсть в его душе опереться. Царь криво усмехнулся:
— А ещё ты хочешь отомстить Ардагасту за своего учителя, Захарию Самаритянина, такого же чернокнижника и пройдоху, как сам.
Фарзой был всё ещё уверен, что видит колдуна насквозь. Он медленно встал, толкнул дверь и громко произнёс:
— Скажите Инисмею, пусть немедля готовит моих аланов к походу. Выступаем сегодня же.
За его спиной незримый Мовшаэль ухмыльнулся и отхлебнул духовной сущности вина прямо из амфоры.
Из ворот Мадирканда выезжали аланы — лучшие дружинники Фарзоя, пришедшие с ним из-за Каспия, и их дети, выросшие уже здесь. Не только всадники, но и кони были закованы в броню. Тяжело колыхалось багровое знамя с царской тамгой. Впереди ехал сам царь: на «небесном» коне в серебряной сбруе, в красном шёлковом кафтане и таких же шароварах. Поверх кафтана — панцирь маргианской стали, на плечах — красный плащ. Золотом и бирюзой сверкали пояс и ножны меча и акинака. Меч с нефритовой скобой на ножнах некогда поднёс молодому аланскому князю Фарзою посол Сына Неба. Во всём красном был и царевич Инисмей. Упрямое скуластое лицо наследника было сумрачно. Он гордо отворачивался от ехавшего за спиной царя чародея в чёрном с серебром плаще.
Рядом с Фарзоем ехал надменный и суровый старик Умабий. Он именовался царём верхних аорсов, хотя правил всего тремя слабыми родами, а его великое племя в низовьях Ра давно покорилось аланам. Тридцать лет тому назад, когда в степи рушились и возникали царства, молодому и отважному Фарзою повезло больше, чем ему. Но слово Умабия много значило в совете знати Аорсии.
У ворот стояли три женщины в дорогих шубах: великая царица Айгуль и жёны Инисмея — горделивая Уацират, дочь Умабия, и тихая венедка Миловида. Внезапно из лесистого оврага донеслось громкое противное тявканье лисиц. Стая ворон с криком заметалась над отрядом. Миловида вздрогнула, обернулась к Айгуль:
— Матушка, это злые знамения! Скажи царю, пусть вернётся или хоть отложит поход.
— Нашла чем пугать воинов степи, трусиха из леса! — фыркнула Уацират.
С одинокого могучего дуба раздался странный, зловещий звук: орлиный клёкот, переходивший во львиный рёв. Старый воин-привратник сумрачно произнёс:
— Голос грифона. Из тех, кто его услышит, немногие вернутся из похода.
Теперь побледнела и сарматка. Но Айгуль остановила невесток:
— Не вздумайте, доченьки, бросаться, хвататься за поводья. Позор мужчинам, если женщины их заставят повернуть назад, не увидев врага.
— Кто враг-то? Ардагаст? — всхлипнула венедка. — Меха, что на нас, все из его подарков.
— Меньше заглядывайся на него, хоть он тоже лесовик! — ехидно отозвалась Уацират. — Такой себе хитрый золотистый лис... Не его ли родичи лают?
— Слышите, воины? Это злой знак. Будет много трупов. А чьих — это уже зависит от нас, — загремел голос Фарзоя.
Дружинники одобрительно зашумели. Понимать царя каждый был волен по-своему.
— Их не остановишь, — вздохнула царица. — Будем, доченьки, молиться Матери Мира. Только она может спасти всех достойных: и наших мужей, и росов. Видите: я дала её оберег Ларишке, и росы вернулись со стрелой.
Отряд Фарзоя шёл вверх по Днепру, мимо каменных скифских городов. Сейчас все они покорны ему. Но как поведёт себя пёстрый городской люд — скифы, сарматы, венеды, — если священное золото засияет в руках потомка сколотских царей? Хотя бы Сар — родной город Ардагаста?
Кончились города, сёла, сады, заснеженные пашни. Дорога пошла степью мимо громадных курганов скифских царей. Инисмей всю дорогу угрюмо молчал.
— Нахохлился, будто подручный царёк, что едет к римскому наместнику на расправу, — недовольно проворчал Фарзой. — Жалеешь, что не ходил с Ардагастом в гости к Солнцу? Да, он великий герой, славнее нас с тобой. Но послал его туда я! Там, у порогов, решится судьба нашего царства. В Аорсии должны повелевать аорсы, а не какие-то лесовики.
— Стоит ли царство бесчестных дел? Эврисфей, царь Микен, слал Геракла на подвиги, но теперь греки славят Геракла, а Эврисфея презирают. Л Микенское царство разрушили потомки Геракла.
— Что с тебя взять! — махнул рукой царь. — Ты не создавал этого царства, как я. Получил готовеньким. Выучился у греков всякой там диалектике — у меня на это времени не было... Да что мы, среди ночи нападаем на твоего Ардагаста? Просто напомним ему, кто здесь великий царь, а кто подручный.
— Ты идёшь тягаться не с Ардагастом — с богами.
Царь выдвинул клинок из ножен:
— Боги любят смелых и сильных. Вот наш бог: Меч-Ортагн, бог войны и грома. Он дал мне царство.
— Гойтосир тоже даёт царства. Но требует справедливости.
— Разве я её не блюду? Но — не в ущерб царству. Вот и посмотрим, кто из богов сильнее: Гром или Солнце. А колдун, что так напугал тебя в детстве, напишет обо всём этом книжку.
Царь и наследник улыбнулись: оба помнили, что напугал-то Валента четырнадцатилетний Инисмей. От его акинака еле спасся молодой маг. А Захария Самаритянин тогда погиб от руки Ардагаста.
Между курганами показалось стадо овец. Пастухи были одеты по-скифски, без плащей, и волосы носили длиннее, чем у сарматов. То был род герров — остаток племени хранителей царских курганов Скифии. Длиннобородый старик в белом кафтане выехал вперёд и поднял руку — то ли приветственно, то ли предостерегающе.
— Царь Фарзой! Я Авхадайн, жрец герров. Мы знаем, куда ты идёшь, но знаешь ли ты сам, на что замахнулся? Если и Солнца не боишься, ведай: дары стережёт трёхглавый змей. Он лежит бездыханный, но в его тело может войти сам Ортагн. Готов ди ты с ним сразиться? Тогда ты станешь подобен бесам, врагам Громовника.
Фарзой заколебался на миг. Потом дерзко рассмеялся:
— Бесам? А может, самому Громовнику-Змееборцу? Вдруг Ортагн захочет испытать мою силу и отвагу? А наградой будут золотые дары. Мой подручный царь сражался с чудовищами и богами, а я, по-твоему, трусливее его?
— Да кто вы такие, чтобы пугать царей? — напустился на старика Умабий. — Жалкий остаток разбитого племени, сторожа разграбленных курганов! Вашего царства давно нет!
— Где твоё великое племя, Умабий? И где будет твоё великое царство, Фарзой? Иди сам, выбери его и свою судьбу! — Жрец указал на восток и освободил дорогу отряду. — Идите! А мы, герры, переживём ещё не одно сарматское царство. Не всё ещё курганы великих царей разграблены, не сгинула память о них, и нам есть что хранить.
