– А вы сожительница? – спросил врач меня.
– Нет, нет, просто подруга. Я ее сопровождаю.
Врач кивнул:
– Итак, вы хотите родить ребенка одна?
– Да, – сказала Катрин. – Знаете, как это бывает: тридцать четыре года, друга нет, и вдруг говоришь себе: вау, мне же вот-вот сорок?!
Я с тревогой покосилась на нее: откуда взялся этот дурной номер художественной самодеятельности? Врач, разумеется, и не думал смеяться, и Катрин не унималась:
– Я не знаю, есть ли в формулярах определение «не в меру эмоциональная холостячка», но… это я!
Она помедлила, и я чуть не взмолилась: «Пожалуйста, не добавляй: «Вот та-а-ак!», но она уже прижала руки к щекам и выпалила весело и почти пронзительно:
– Вот та-а-ак!
– Так… – сказал врач, который, надо полагать, привык к не в меру эмоциональным холостячкам. – На первом этапе, мадам Сароян, мы определим ваши потребности и убедимся, что вы владеете всей необходимой информацией, чтобы принять адекватное решение.
Я посмотрела на его круглое лицо, голубые глаза и седую бородку, придававшую ему вид доброго дедушки, и подумала, что начало неплохое. Он выглядел немного усталым, и его вряд ли вдохновляла мысль сделать еще одну не в меру эмоциональную холостячку матерью, но дело свое он явно знал. Катрин, правда, была, похоже, другого мнения.
– Мое решение принято, – сказала она.
– В решении таких вопросов есть несколько этапов, мадам Сароян. Вы пока прошли только один, на следующем мы с вами поработаем вместе.
– Я не понимаю, – упрямо фыркнула Катрин. Она загадочным образом откровенно глупела, когда не хотела чего-то понимать.
– Я хочу сказать, что решение родить ребенка одной, без отца, многогранно. Мы вместе рассмотрим все грани, что позволит вам взглянуть на проблему глобально и принять верное решение.
– Но я уже приняла решение, – повторила Катрин. Я закатила глаза, а врач откашлялся. Сейчас заговорит чересчур терпеливым тоном, как всегда говорят люди, на самом деле нетерпеливые, подумала я.
И действительно, он, словно обращаясь к непоседливому ребенку, сказал:
– Я прекрасно понимаю, что вы говорите, мадам Сароян. Но я здесь для того, чтобы помочь вам пройти путь до окончательного решения.
Катрин повернулась ко мне:
– Он что, не врубается?
– Не говори при нем так, будто его здесь нет, – процедила я тихо сквозь зубы, как будто доктор, сидевший примерно в метре от нас, мог не услышать.
– Я хочу родить ребенка, – сказала Катрин на сей раз доктору. – Я. Хочу. Родить. Ребенка.
Я прикрыла лицо рукой. Мне было неловко, как будто мое чадо кому-то надерзило.
– И пусть у меня нет друга или мужа, но я не одна, у меня есть люди, которые готовы мне помочь, и я все обдумала. И я бы рада смотреть на все спокойно и не нервничать, доктор, но вы лучше меня знаете, что мне не двадцать пять, времени думать больше нет.
– Я все прекрасно понимаю, мадам Сароян. Но это серьезное решение, и…
– Вы бы сказали это мужчине? – выкрикнула Катрин, а я прошептала: «О боже…», съежившись в кресле.
– Да, – ответил доктор. – Будь в моей практике случай одинокого мужчины, желающего завести ребенка, я сказал бы ему то же самое.
– А вот мой кузен растит сына один, представьте себе, и ему не нужны никакие доктора для решений и этапов!
Я сжала локоть Катрин, а врач произнес «Так», ясно говорившее, что запасы его терпения не безграничны. Я покосилась на его руки, проверяя, не нажимает ли он на кнопку, открывающую люк под креслом Катрин, как мистер Бернс в «Симпсонах».
– Я уверен, что ваш кузен замечательный отец, – сказал он тоном, подразумевавшим прямо противоположное. Я нахмурилась: что-то он был уж слишком скор в суждениях, на мой вкус. – Но вы подумали, что такое растить ребенка, который будет лишен отца?
Я попыталась представить, каким было бы мое детство, будь я лишена отца. С одной стороны, Билл, конечно, не идеальный вариант, но с другой – детство наедине с моей матерью. Я ощутила прилив любви к отцу.
– Нельзя недооценивать травму, которую может нанести отсутствие отца, – гнул свое доктор.
– Мой отец ушел, когда мне было два года, мсье, так что я отлично знаю, что такое не иметь отца, представьте себе! – выпалила Катрин.
Врач поднял бровь. Выражение его было недвусмысленным: он изо всех сил сдерживался, чтобы не сказать: «Результат налицо!» Катрин, слишком занятая своим оскорбленным видом, этого, похоже, не уловила, и поэтому в кресле приподнялась я.
– Извините меня, – сказала я, – но мы вряд ли сообщим вам что-то новое, если скажем, что множество матерей-одиночек растят замечательных детей…
– Именно! – воскликнула Катрин, очень довольная, что я наконец-то включилась в разговор.
– Вы совершенно правы, – сказал доктор, – но тем не менее роль отца…
– Ну нет отца! – перебила его Катрин. – Нет, потому что у меня нет друга, и я не собираюсь рожать от первого попавшегося идиота в угоду таким, как вы, ради роли отца!
– Нам лучше уйти… – пискнула я.
– Нет, мы не уйдем! Если мы сейчас уйдем, он будет прав, думая, что мы две истерички, которые в глубине души даже не уверены в своем решении. Я никуда не уйду, доктор. – Она заговорила спокойнее. – И мне бы хотелось теперь, если можно, чтобы вы объяснили мне, какова процедура для женщины, которая приняла твердое решение родить ребенка одна. Спасибо.
Мне захотелось зааплодировать, сначала тихонько, потом все громче и громче и в завершение вскочить с криком: «БРАВО!», как в финале фильма с Робином Уильямсом.
Мы вышли из клиники где-то через час. Большая холщовая сумка Катрин раздулась от буклетов и медицинских брошюр, и мы получили, наконец, все ответы. А сами мы были невероятно, чрезвычайно горды собой.
– Ну, ты как скажешь, так скажешь! – кричала я, когда мы шли к станции метро.
– А ты видела его лицо, когда я сказала ему про первого попавшегося идиота?
– Еще бы!
И мы хлопали ладонью о ладонь.
Доктор на самом деле и глазом не моргнул, когда Катрин сказала про первого попавшегося идиота, разве что вздохнул устало. Но здоровое феминистское негодование бушевало в нас, и нам было не важно – оправданно оно или нет. Доктор-то, думала я про себя, был не совсем не прав, я и сама находила, что план Катрин граничит с безумием. Но мне казалось, что нужно немало мужества, чтобы предпринять такой шаг, и что одинокая женщина в принципе заслуживает больше уважения. В одном я была уверена: с мужчиной доктор бы так не говорил. Он дал бы ему понять, что план амбициозен, может быть, даже слишком, но не стал бы обращаться с ним, как с малолетним.
