Подавив приличное количество наступающих, странная конструкция на время ослабила их натиск и, элегантно подняв тучу пыли, затормозила рядом с нами.
– Командор! – проквакала странная конструкция, – Я решила, что без меня вам будет тоскливо?
– Милашка! – почти нежно прошептали мы, – А чего такая грязная?
Ничего не ответила спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать впервые в истории человеческой цивилизации сумевшая уйти в виртуальность. Так уж в спецмашинах устроено – что бы ни расходовать зря энергию, не отвечать на глупые вопросы. И так всем понятно, что это не грязь. А то, из чего делают пластиковый цемент.
– Грузитесь, граждане спасатели, время дорого, – проквакала слегка пованивающая конструкция, ради нас побывавшая черт знает где.
Это было спасение. До Нового года оставалось еще три минуты. Если мы за эти три минуты успеем выбраться, то….
Тяжелый огненный снаряд, посланный неопытной рукой монстра, разорвал на части грудь радостно улыбающегося Директора. Его горячее сердце, а также большая часть внутренностей, улетели с шальным снарядом дальше по намеченной траектории. Директор покачнулся, упал на наши руки и тяжело вздохнул остатками не разнесенных в клочья легких:
– Я умираю! – хрип наполнил его горло, – Я славно пожил. Вы не увидите такой жизни. Эх, вы, бедняги….
Завыл третий номер. Задрожали толстые губы у негра. И только я остался спокоен, словно командир подразделения 000.
– Раненых в дурно пахнущую конструкцию! – зычно закричал я, – Всем грузиться в ящик! Пленных не брать!
Милашка в виртуальном обличии, зачем-то выпустив из зада облако сильно загазованного воздуха не пригодного для дальнейшего употребления, рванула прямиком на наступающие ряды монстров.
Над нами свистели снаряды, проносились огненные шары и различные режущие предметы.
Мы клацали на кочках зубами и тихо ругали Милашку за отвратительную амортизацию.
– Майор Сергеев! – позвал меня умирающий Директор.
Хватаясь за борта, я переполз поближе к начальству, который покоился на коленях открыто рыдающего негра.
– Майор Сергеев по вашему приказанию прибыл, – доложился я и из уважения к смертельной ране начальника отдал честь.
– Слушай внимательно, Сергеев! – Директор все время захлебывался собственной кровью и икал, поглядывая на отсутствующее сердце и прочие внутренности.
– Слушаю. И сделаю все, что положено в таких случаях. Выполню вашу последнюю волю. Похороню на высокой круче, средь берез. И чтобы видна была Волга– матушка.
– Нет больше Волги, – Боб, оказывается, знал гораздо больше, чем положено простому сотруднику подразделения 000, – Загнали в трубы и пустили вспять. Зачем вы так с ним, командир?!
От драки в ящике для песка нас удержал только здравомыслящий третий номер.
– Мм, – сказал он и лизнул Директора в застывающее лицо.
Директор сплюнул собачью слюну и повернулся ко мне:
– Сергеев! – Директор прислушался, не застучит ли вдруг вырванное с корнем сердце. Не застучало, – Сергеев! Сними с души моей невыносимый груз. Ты не майор Сергеев. Ты сын мой!
«Обана!» – подумал я.
– Обана – сказал я вслух.
– Не перебивай меня, – захрипел Директор. Теперь вроде бы, как и отец, – Это не все. Роберт! Прости меня старика. В молодости ездил я в Америку на практику. Нагрешил я там. Ты сын мой, Роберт!
«Обана!» – подумал я во второй раз.
– Обана! – черная челюсть второго номера отвисла практически до груди, – Я знал! Я знал!
– Не перебивайте меня, – закашлялся Директор. Уже как бы отец двоих детей, – Герасим! Тьфу, ты, собачья морда. Прости и ты меня. Молод я был, горяч. Ты сын мой старшенький.
«Обана!» – переглянулись мы с братом Робертом.
– Мм, – завилял хвостом третий номер. Собакам иначе радость показывать не полагается. Да и нечем больше.
– Папа! – закричали мы все вместе, – Не умирай, папа!
Но Директор уже закатил глаза и перестал щупать рукой отсутствующие внутренности.
До Нового года оставалось меньше минуты.
– Прорвемся, – твердо сказала Милашка и прибавила обороты.
