Ошеломленная, она резко обернулась.
Аксель держал в руке подушку, которая приглушила звук выстрела. В воздухе еще кружились пушинки, вылетевшие из проделанного пулей отверстия.
Мари быстро поднесла руку к кобуре и побледнела, убедившись, что она пуста.
— Сволочь! Гад!
Она выкрикнула эти вырвавшиеся из нее ругательства, не осознавая, что совершает грубую ошибку. Она будто отвесила ему пощечину.
После секундного горестного изумления глаза Акселя сузились, в зрачках появился жестокий блеск, и нервным жестом он отшвырнул подушку.
Мари увидела нацеленную на нее руку в перчатке.
— Сожалею, но я позволил себе воспользоваться твоим оружием. Во избежание подозрений…
— Не делай этого, прошу тебя…
Его циничная улыбка плохо скрывала полученное им оскорбление.
— Успокойся, я не буду тебя убивать, я устрою так, чтобы все поверили, что ты поубивала Салливанов из-за наследства. А потом я помогу тебе уйти из жизни.
— Ты сам покончишь с собой.
— Потеряв тебя, я буду в таком горе, что все поймут меня, когда я уйду из полиции для того, чтобы попытаться забыть о тебе на другом конце света.
Мари настороженно смотрела на его палец, судорожно впившийся в спусковой крючок.
Она решилась бросить вызов его безумию:
— Лукас никогда не причинил бы мне зла, никогда. Я знаю, кто ты.
Она почувствовала его удивление, недоверие, но он еще недостаточно оторопел, чтобы она могла попытаться его обезоружить. Вглядываясь в его лицо, она постаралась принять выражение, схожее с его, — бесстрастное и холодное.
— Я велела сравнить твои отпечатки пальцев с отпечатками Лукаса, хранящимися в картотеке полиции. Я знаю, что вас было трое. Лукас, Пьер и ты, Аксель.
Он колебался, она была в этом уверена, между желанием покончить с ней и охотой продолжить жестокую игру, которую задумал.
Она воспользовалась своим легким преимуществом.
— Если бы ты должен был меня убить, ты уже сделал бы это.
Они зорко наблюдали друг за другом, он не мог скрыть от нее страсть, которую она внушала ему против его воли. Она это заметила и, вложив в свой взгляд сколько могла любовного чувства, декларативным тоном сказала:
— Ты не можешь меня убить… Потому что между тобой и мной произошло нечто, чего мы не сможем отрицать.
Мари увидела, что он засомневался. Палец его на спусковом крючке ослаб, но пистолет все еще был направлен на нее. Этого она не могла недооценивать, если хотела, чтобы он ей поверил.
— Сначала Лукаса я любила через тебя. А теперь уже и не знаю… Я не знаю, кто ты есть…
— Ты меня боишься?
— Я боюсь силу, которая нас объединила; все зашаталось, я больше не смогу жить как раньше. Я боюсь, да, я даже не знаю, чего ты хочешь от меня.
— Всего.
Он опустил пистолет.
— Я хочу, чтобы ты любила меня. Меня, Акселя. Я счастлив, что ты теперь знаешь правду. Я совсем другой, нежели тот посредственный сыщик, и могу предложить тебе кое-что получше невзрачного существования без будущего.
Она всем своим видом демонстрировала нерешительность, нужно было, чтобы он сказал ей, жив ли еще Лукас и где он.
— Пока он жив, я не буду чувствовать себя свободной. Где он?
Она видела, как ярость овладевает им.
— Ферсен больше ничто! Неудачник, который недостоин тебя, крыса, которая сдохнет в своей норе! Забудь его!
Он терял хладнокровие, предоставляя Мари последний шанс. Она рванулась к пистолету, вырвала его и наставила на него.
— Кончено, Аксель! Я не колеблясь пристрелю тебя! Говори, где он?
Он опешил, она только что вонзила шип в его сердце. Его предало единственное существо на свете, к которому он испытывал любовь! Боль была острой.
— Ты никогда меня не любила, — пробормотал он самому себе.
— Ты чудовище, я тебя ненавижу!
Причиненное ему страдание обуглило ростки, которые она в нем посеяла, и возродило монстра, которого ее любовь должна была укротить.
Она достала свой мобильник и набрала номер. Тысячная доля секунды, потребовавшаяся ей, чтобы бросить взгляд на экран, оказалась роковой.
С отчаянием раненого хищника он бросился на Мари, точным ударом по затылку свалил ее на пол и убежал.
Плавая в болезненном тумане, Мари приподняла веки, чтобы избавиться от навязчивого кошмара. Ее мутный взгляд упал на лицо Луизы с широко открытыми глазами. Дырочка на лбу продолжала кровоточить. Значит, это было на самом деле!
Она еще не полностью пришла в себя, когда из коридора послышался топот бегущих ног.
Преодолевая головокружение, чтобы встать, она машинальным жестом поднесла пистолет к кобуре, но тут в палату ворвались два санитара и врач.
Они сразу увидели убитую старушку и Мари, еще с пистолетом в руке.
— Нет, не я… Я здесь ни при чем! Это полицейский, который был со мной, он выдает себя за Лукаса Ферсена, это он убил!
Вытаращенные глаза, недоверчивые взгляды мужчин плюс испуг, с которым они уставились на ее пистолет, быстро заставили ее понять, что у нее нет никаких шансов их переубедить. Тогда она успокоилась и попыталась говорить твердо и спокойно:
— Меня зовут Мари Кермер, я…
— Да, мадам, разумеется… Не положите ли вы этот пистолет?
— Я офицер полиции…
— А, хорошо, очень хорошо…
По тому, как вежливо соглашался врач с ее словами, и по взгляду, которым он обменивался с санитарами, ясно было, что они принимают ее за убийцу.
— Положите пистолет, мадам, пожалуйста.
Мари сделала вид, что повиновалась. Санитары приблизились к ней. В тот момент, когда они собирались ее схватить, она неожиданно для всех вцепилась в лацканы халата самого молодого из мужчин и приставила дуло ему под подбородок. Врач, белый, как его халат, малоубедительно вмешался:
— Остановитесь, отпустите его! Остановитесь…
— Вперед! — крикнула она испуганному санитару, заломив ему руки за спину.
Не слушая увещеваний врача, она потащила своего заложника.
Выходя, Мари бросила быстрый взгляд на Луизу, запечатлев в памяти образ, который не забудет никогда.
Старая дама, казалось, пристально смотрела на нее.
Кровь на лице была похожа на слезы.
Подталкивая санитара, онемевшего от давящего под подбородком дула пистолета, Мари пересекла коридор, провожаемая испуганными взглядами оцепеневших пациентов и обслуживающего персонала. Она толкнула молодого человека, обмякшего точно кукла, на служебную лестницу, по которой они кое-как сбежали на первый этаж.
