Она отошла на два шага и, оглядевшись, обнаружила вполне симпатичного вида бревно, на которое и присела.
— Итак, Нат, полагаю, у тебя ко мне предложение имеется…
— Да.
— Какое?
— Амнистия. Тебе и твоим людям. Сколько их?
— Дюжина…
— Немного.
— Сам понимаешь, со мной пошли те, кто поумней… да и я особо не распространялся об… альтернативной возможности. Йен — хитрая тварь. Самонадеянная только. Привык, что все у него на поводке… значит, амнистия… амнистия — это хорошо…
— Дадите показания.
— Я?
— Твои люди.
— Тогда, конечно… и я могу… думаю, высокая комиссия оценит мой вклад в борьбу со взяточничеством. Я ведь искренне верил в Йена, восхищался им… и был почти раздавлен, узнав правду…
— Комиссии расскажешь.
— Эх, Нат… неинтересный ты человек. И жене с тобой, должно быть, скучно.
— Зато твоей с тобой весело.
— Это да… не жалуется. И жаловаться не станет. Она получила то, чего желала. Я тоже. Люблю взаимовыгодные сделки. Они, если хочешь знать, залог долгих и успешных партнерских отношений, но ты бы оделся, а то смотреть больно… значит, амнистия… ребята будут рады. — Он замолчал, правда, хватило его ненадолго. — Ладно… пойду, что ли. Вы тут долго не рассиживайтесь…
И ушел. Коня с собой забрал. И Нира подумала, что в принципе была бы не против, если бы Альфред задержался еще ненадолго. Нет, он ей не нужен, что с конем, что без, просто она не хотела оставаться наедине с Натом.
Он сердится. И смотрит вслед Альфреду. Скалится… и выходит, что Нира виновата… или не виновата? Она совсем запуталась и, пожалуй что, распутываться ни малейшего желания не имеет.
Страшно. И Нат молчит. Стоит за спиной и молчит так, выразительно.
— Злишься? — Нира вздохнула: на нее всегда кто-то да злился, обычно или матушка, или Мирра, или матушка вместе с Миррой. А вот теперь и муж.
— Не знаю, — признался он. — На него — да. Я хотел бы его убить. Может, еще и убью. Потом.
Он не всерьез ведь это говорит. Или всерьез? Или лучше не думать? Не знать?
— Не волнуйся. — Нат догадался о ее мыслях. — Если я и убью его, то за дело.
— Он сказал, что… усадьба… и на усадьбу… и ты уехал. А мне плохо так стало… я подумала, что должна выяснить, что имею право знать, и… и домой отправилась. Ты поэтому ничего не говорил мне? Из-за мамы, да? Или из-за Мирры?
Нира испугалась, что он и сейчас промолчит, но Нат присел рядом, на бревно, правда, спиной, но так даже лучше. На спину его, тощую, пятнистую, ей смотреть можно… безопасно…
— Твой отец… болен. — Нат произнес это очень тихо. — Райдо так думает. Он говорит, что только больной может убивать так. А как по мне, он просто злится на твою мать, но ее убить у него не хватает духу. Вот он и…
— Я не понимаю!
И не хочет понять. И слышать тоже не хочет! Он лжет или… или ошибается… он верит Райдо, а Райдо отца не любит. У них какое-то непонимание, потому что отец хороший и…
— Нира, послушай меня, пожалуйста. — Нат за руку взял, а у самого холодные-холодные. Конечно. Весна ведь, и вечер, и снега нет, но в лесу прохладно. А он голый… и неприлично голым по лесу расхаживать. Неудобно к тому же. — Он убивал тех женщин, про которых в городе говорили. И не мог остановиться. И он попытается убить Ийлэ, но у него ничего не выйдет.
Ложь.
— Ты… ты… все выдумал.
— Если тебе так легче думать, то да.
И молчит. Ждет. Чего? Того, что Нира признает его правоту? Этого не будет, потому как…
— В этом городе все прогнило, еще задолго до нас прогнило. А может, он всегда гнилым был. Я не знаю, почему люди такие… Райдо говорит, что не только люди, что дело не в расе, а в чем тогда, я не знаю. И не знаю, когда и с чего все началось… Райдо говорит…
Он только и способен, что о своем Райдо думать!
— …что, скорее всего, с подарков… шериф в таком городке — это фигура. С ним хотели дружить, вот и дарили. А потом ему стало мало подарков. И он потребовал, чтобы платили. Немного. Проститутки. И мелкое ворье. И нищие, если приходили… и лавочники за то, чтобы он защищал их, а кто не платил, то случались грабежи и даже сожгли как-то дом… трое погибли… нет, Райдо не уверен, что это из-за шерифа, но может статься, что из-за него.
Про шерифа Нира готова слушать. И все равно не верится. Она ведь знала его! Знала… он заглядывал к матушке на чай, и та радовалась этим визитам, пусть и скрывала радость, притворяясь равнодушной светской дамой. Шериф целовал руки и сыпал комплиментами, конфеты приносил, еще когда Нира была достаточно мала, чтобы конфеты брать.
— А потом началась война и чистки тоже… и шериф пустил слух, что способен спасти. Защитить. За определенную плату. Не сам, конечно… он якобы давал деньги отцу Ийлэ, а тот…
— Неправда. — Нира шепчет, потому что если правда, то это слишком отвратительно.
…и те конфеты с запахом табака, они ведь были.
…и деревянная лошадка размером с ладонь. Шериф сделал ее для Ниры, так он сказал. А теперь Нат говорит, будто…
— Он точно знал, у кого есть деньги и сколько есть, и брал почти все. Но людей все равно задерживали, отправляли в лагеря. Тех, кто платить не хотел, или не мог, или просто сделал что-то… или ничего не сделал, но шерифу надо было кого-то выдать. Но ненавидели не его. Он ведь исполнял свой долг.
Нат рассказывает спокойно, и за это спокойствие Нира почти ненавидит его.
— А потом стало ясно, что альвы войну проигрывают. И проиграли. И шериф понял, что может взять еще больше, что… он знал, за что сослали родителей Ийлэ, и догадывался, что идти им некуда. Предложил договориться, выступить посредником. У отца Ийлэ имелось что отдать нашим. Он сам по себе был ценностью… нематериальной ценностью, так это называется.
Зачем он рассказывает все? Нира не хочет знать. Или все-таки хочет? Раньше хотела, а теперь… получается, что все люди, которых она знала, лгали? Или Нира просто была так глупа, что не видела их, настоящих?
— Мы однажды выкрали одного… не альва, полукровку. Он был очень умным, так Райдо сказал. И нам пришлось пробираться в Город. Он какими-то полями занимался. Он пытался объяснить, только я все равно ничего не понял. Мы его доставили в Особый отдел… не думай, ему не причинили вреда. Он очень ценный… и отец Ийлэ тоже был ценным. Только такие ценности порой опасны… шериф знал, что убьет его. Только сначала хотел драгоценности забрать, а ювелир отказался давать. Не настолько он людям верил.
Пауза.
И Нира молчит, кусает пальцы. Еще одна дурная привычка, с которой матушка боролась-боролась, но так ее и не поборола…
— Он собирался прийти и забрать драгоценности…
