Следующий мой звонок был отцу.
— О нет! Ты все-таки стала хиппи? — Его голос звучал мрачно.
Я вспомнила этот наш давний разговор с ним. Но тогда мне было шестнадцать. Я вздохнула. А мне казалось, с тех пор я несколько повзрослела…
Как бы там ни было, я заверила его, что вовсе не стала хиппи, а просто уезжаю из Буэнос-Айреса. Он не сказал: «Слава Богу!», но я уверена, подумал именно так. В последнее время он просто забрасывал меня электронными письмами по поводу всех этих дел в Аргентине. А то вдруг я не замечаю, что дышу слезоточивым газом…
— Что у тебя с танго? — все же уточнил он.
— Я преждевременно собралась на пенсию, — протянула я.
— Очень жаль, — ответил он. И я уверена, что ему действительно жаль.
Я приготовилась услышать лекцию о программе пенсионного обеспечения, но ее не последовало.
— И чем ты собираешься заниматься? — помолчав, вместо этого спросил отец.
— Даже не знаю… Но буду искать что-нибудь подходящее. — Что я еще могла сказать?
— Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь, — торжественно провозгласил он, придавая моменту отцовской гордости за меня завершающий штрих. — Но помни, ты всегда можешь остаться с нами, если захочешь, — прибавил он.
Нет, вот что достойно завершило наш разговор! Я поблагодарила его и сказала, что пока этого не требуется. И рассказала о своих планах. Судя по голосу, он обрадовался — что, в свою очередь, обрадовало и меня.
26 февраля 2002 года
Отправляясь в «Глориэту», на свой последний танец, я надела пурпурное кольцо.
Просто не могу заставить себя оповестить всех, что уезжаю! Сказала лишь кое-кому из тех, с кем танцевала. Остальных оставила в убеждении, что они снова увидят меня в следующее воскресенье. Сама же себя я чувствовала потусторонним призраком, вернувшимся на место, притягивавшее меня, пока я была жива…
Но что я здесь увидела? Недокомплект тройняшек. Хавьер! Сколько времени мы с ним не встречались? Боже, я уже и забыла, как он сексуален! Смуглый и темноволосый… Боже, Боже мой! Какая все-таки горькая ирония: с самым распутным из всей троицы я так и не переспала. И как такое могло случиться? Кстати, что там с его девушкой? Я огляделась в поисках Ромины — ее тоже не было.
— Che, я оставил сообщение на твоем автоответчике, — внезапно услышала я. — Ты его получила? — Хавьер! Оживленный и жизнерадостный. И, даю голову на отсечение, в его вопросе звучала отнюдь не дежурная любезность.
— Нет, не слышала. А что ты хотел мне сказать?
— Сейчас не важно. Ведь ты же здесь… — Обняв за талию, он увлек меня на танцпол.
Должно быть, от кого-то он все же услышал, что я уезжаю. Я покраснела: меня поймали с поличным — при попытке покинуть страну тайно, не попрощавшись. Однако я просто не хотела подвергать себя чрезмерной опасности. Боялась, что мое желание снова проснется и я опять останусь ни с чем. Но я и предположить не могла, что Хавьер вмешается в мои планы тем, что: а) раздует пламя; б) сам с ним совладает…
Не знаю, в силах ли вы вообразить, сколь затруднительно танцевать танго в состоянии, граничащем с оргазмом.
— Ну же! Давай уйдем отсюда! — пробормотал он наконец.
— Нет! — простонала я.
— Почему же нет?
— Ты забыл, что у тебя есть девушка? — Я рисковала разрушить волшебную атмосферу.
— Какое это имеет к нам отношение? — жестко спросил он, и я прикусила язык. Мы продолжили наш изуверский танец.
— Что, если мы… один раз?.. — не выдержала я. — Прежде чем я уеду из Буэнос-Айреса…
— Ты уезжаешь? — Он притворился, что потрясен известием, хотя, я уверена, прекрасно знал о моем предстоящем отъезде. Но ему явно хотелось услышать об этом от меня.
Мы закончили танцевать и словно заключили негласный договор, пожав друг другу руки.
— Спасибо, mi amor, — сказала я. — Терпение — добродетель.
Мне очень хотелось станцевать в последний раз еще кое с кем. Так хотелось испытать различные оттенки этой едва уловимой печали, этой необычайной и восхитительной грусти, которую каждый из партнеров дарил мне. В последний раз…
Как только милонга закончилась, Хавьер был уже рядом со мной. Мне даже показалось, он следил за мной и теперь ни на шаг меня не отпустит.
Мы молча шли к его грузовому автомобилю. Я оглянулась на оркестр. Музыканты сидели прямо под деревьями — я так и запомнила их, среди зелени джакаранда.
— Куда бы ты хотела поехать? — спросил Хавьер (куда я хочу поехать?). Он надеялся, что я скажу: «Ко мне». Но нет, я так не сказала. Видите ли, у меня была еще одна, последняя фантазия, которую мне хотелось воплотить в жизнь, пока я еще в Аргентине.
— Никогда не бывала в telo (любовный мотель). Может быть, туда?
— У меня нет денег…
— Я заплачу.
— Тогда ладно. — Хавьер завел двигатель.
Позвольте мне сказать несколько слов в его защиту: он вытащил из бардачка купон на скидку в пять долларов. Скидка распространялась на telo в Белграно, что недалеко от «Глориэты». Его благородный жест тронул меня:
— Превосходно, едем!
Над входом в заведение мигали красные и зеленые лампочки. Мы въехали в закрытый гараж — о, конфиденциальность тут гарантирована. Внутри были припаркованы еще две машины. Надеюсь, стены в отеле звуконепроницаемые? Пройдя через гараж, мы оказались возле приемной. Портье, скрытый за окошечком с дымчатым стеклом, зарегистрировал нас. Я заблаговременно сунула Хавьеру десять долларов. Мне не хотелось, чтобы о нем плохо подумали. Или, возможно, чтобы плохо не подумали обо мне. Он протянул в окошечко деньги и скидочный купон.
— Вам номер на время или на всю ночь? — спросили из-за стеклянной перегородки. Хавьер правильно понял выражение моего лица и ответил: — На время.
Два часа. Вполне достаточно.
И вот мы в логове разврата. Обычный номер дешевой гостиницы — самой дешевой из всех, в которых я когда-либо останавливалась. Таких полно, если проехаться из Братиславы в Бангладеш. (Никогда не была в Бангладеш, но не могу придумать ничего, что сочеталось бы с Братиславой.) Потертый ковер, обшарпанные обои, у кровати тумбочка, по телевизору порно, но его невозможно смотреть: телевизор барахлит (так что приходится лишь догадываться, что означают эти мерно движущиеся силуэты на экране; впрочем, это было вполне эротично). В ванной, выложенной розовой плиткой, местами треснутой, не хватает занавески — правда, это не имело особенного значения — вода все равно расплескивалась по полу из-за очень мелкой ванны. Грубого куцего полотенца мне не хватило даже на то, чтобы обернуть им талию, — это при моей-то нынешней худобе! А крохотный кусочек мыла измылился так быстро, что благоухающее потом тело начало пахнуть резче, чем до омовения. Все было так обескураживающе знакомо — и в то же самое время обнадеживало. Единственное отличие этого приюта страсти состояло в том, что над головой у нас мерцали лампочки. Совсем как в ночном клубе. И, возможно, зеркал было развешано кругом больше, нежели это необходимо. Мне захотелось узнать, что думает Хавьер обо всем этом.
