Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
— Дело не только в этом. Без Скотта ты более…
— Уравновешена?
Тутси кивнула.
— Знаю. Поняла это давно, еще в Хайленде.
— Тогда зачем хочешь что-то менять? Здесь и сейчас ты устроилась практически идеально.
— Скотт изменился, как и я. Думаю, химия, которой нас накачивали, наконец-то вымыла дьяволов из нас обоих. Теперь мы оба будем другими.
Похоже, убедить Тутси мне не удалось.
— Если веришь в это, я попытаюсь тоже поверить. Но, признаться, я так и не простила ему то, что он бросил тебя в «Шеппард Пратт». Когда я нашла тебя там… — ее передернуло, — ты была практически мертва, Зельда. Помнишь хоть что-то из тех времен?
— Непоследовательно, но какие-то впечатления остались.
— Каково это было? — Она взяла меня за руку.
— Помнишь реку в Африке, о ней рассказывала тетушка Джулия, — ту, о которой она узнала от деда?
Тутси покачала головой, и я по памяти пересказала ей историю тетушки Джулии…
В глубоких, влажных, диких и непролазных джунглях, куда даже местные боятся заходить, течет опасная, таинственная река. У нее нет названия, потому что, дав имя, обращаешь в реальность, а никто не хочет верить, что эта река реальна. Говорят, попасть туда можно только во сне. Но не вздумай вспоминать о ней перед сном, потому что не каждый, кто добрался, сможет выбраться!
Кроны деревьев в джунглях такие густые, что дневной свет не пробивается внутрь. Берега реки — влажные, зыбкие, кишащие существами, которые сожрут тебя заживо, если замешкаешься. Чтобы избежать этой участи, нужно нырнуть в черную воду. Но вода эта густая, как горячая смола, и когда очутишься в ней, опутает тебя и потянет за собой, шаг за шагом, пока не утянет на край света, где она низвергается медленным, темным каскадом. Это самый высокий водопад во всем мире от начала времен.
В том водопаде живут демоны, змеи, злые духи, которые будут нашептывать, будто любят тебя. «Отдайся нам, останься с нами, стань одним из нас, — вот что они скажут. — Разве здесь не славно? Тут нет ни боли, ни бед». Но там нет света, любви, радости и почвы под ногами. Ты падаешь, падаешь… Пытаешься сделать выбор, но в голове все переворачивается. Может статься, ты не сможешь думать, не сможешь сделать верный выбор и никогда не проснешься.
— Вот как это было, — начинаю я рассказывать Тутси. — Даже когда ты помогла мне выбраться и Скотт перевез меня в Хайленд, я не могла сделать выбор. Я не могла заставить злых духов замолчать… Но ты говорила: «Держись, милая», а Скотти говорила: «Я скучаю по тебе, мама», а Скотт держал меня, просто держал и молчал.
Тутси фыркнула.
— От Скотта не было никакого толка.
— Скотт тоже был в этой реке.
Сегодня зимнее солнцестояние, самый короткий день в году. Когда я зашла за пальто, свет за окном уже потускнел.
— Мне нужно размять ноги, — сообщила я маме.
Она сидела у радиоприемника и слушала, как немцы снова бомбят Ливерпуль. Эта новая война разрывает мне сердце. Что не так с этим миром? Разве в повседневной жизни недостаточно бед, печали, боли и смерти?
— Куда ты? — спрашивает мама. — Скоро стемнеет.
— Просто прогуляться. Я вернусь вовремя, чтобы помочь с ужином.
Прогулки — это лучшее, что есть здесь, в Монтгомери. Поначалу я уходила, просто чтобы скрыться от маминого пристального наблюдения. Стоило мне только нахмуриться, она уже пугалась, что я снова на грани депрессии.
— Со мной все хорошо, — говорила я ей, скрывая раздражение. Я знала: она боится, что я разделю участь бедняги Тони.
Сейчас же прогулки дарят мне блаженную возможность погрузиться в прошлое. Вот здание суда, словно вырванное из течения времени, и так легко представить, что внутри мой отец трудится над тем, чтобы разобраться во всех тонкостях закона, прежде чем навести порядок на столе, выключить свет и отправиться на трамвае домой.
А вот здание, где во времена Великой войны, которую теперь называют Первой мировой, располагался офис Красного Креста. Никто из нас в далеком 1918 году не поверил бы, что всего двадцать лет спустя европейцы снова вцепятся друг другу в глотку.
А вот дом Элеанор, и здесь мне, легкомысленной девчонке, нет дела до прав женщин — меня волнует только романтика.
А вот пересечение двух улиц, где Скотт сделал мне предложение. Что было бы, реши я тем вечером дома, что не готова идти на такой риск, что теряю больше, чем получаю? В этом альтернативном мире, быть может, не было «Потерянного рая», не было «Великого Гэтсби» и сотни с лишним других опубликованных историй, столь полюбившихся читателям. Эрнест Хемингуэй, быть может, прозябает в бедности и безвестности. А моя жизнь похожа на жизнь Марджори: безопасная, предсказуемая, заурядная и скучная. Даже сейчас я не решила бы иначе.
Проходя мимо почты, я снова думаю о том, чтобы вслед за вчерашним письмом отправиться к Скотту. Возможно, я буду скучать по Монтгомери, в конце концов, я прикипела к нему сердцем, но я готова снова принести в жертву эту мирную благодать, если взамен получу новую, яркую жизнь со Скоттом. Ему сейчас сорок четыре, мне сорок, и это вовсе не глубокая старость, как нам казалось когда-то. Мы можем начать все заново.
Наконец я снова прихожу к маминому домику на улице Сейр, в котором она живет уже несколько лет. Успеваю зайти за несколько мгновений до того, как на город опускается темнота. Матушка беспокоится, если я не возвращаюсь засветло. Забавно. А ведь когда я была моложе, ее это совершенно не волновало. Теперь же она только и делает, что боится за меня. Если на улице прохладно, боится, что я простужусь, если жарко — что у меня случится солнечный удар, если идет дождь — мне грозит пневмония, если солнечно — я могу обгореть. А слишком долгие прогулки меня измотают, считает она.
— Почему ты упорно проходишь несколько миль каждый раз?
Она пытается убедить меня взяться за вязание, мои модернистские полотна ее тревожат.
Скотти сейчас в Вассаре, и несмотря на условия, в которых она росла, у нее все хорошо. Послушать дочку — создается впечатление, что ее детство состояло сплошь из замечательных нянь, потрясающих друзей и интереснейших учителей. Она школяр всего мира и говорит по-французски так же свободно, как по-английски. Ее голос приправлен южным акцентом — надеюсь, она унаследовала его от меня. Нет, важно не это. Я надеюсь, что она унаследовала от меня и от своего отца умение прощать. Это самая большая ценность, какую мы можем ей оставить.
Сейчас она проводит каникулы у Гарольда Обера, его жены и сына, но на Рождество приедет сюда. Мой сладкий ягненочек, теперь она совсем взрослая, и это кажется одновременно диким и совершенно правильным.
Я зашла в дом, и меня приветствовал запах жареной свинины.
— Мама, я вернулась!
Ответа нет. Повесив свитер на дверную ручку, иду в кухню. Мама сидит за столом, прижав ладони ко рту. У нее мокрые глаза.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
