Ничего не понимаю. Я абсолютно ничего не понимаю. «Наш сельский пастор» — так прозвал меня Сточник. «Пастор, играющий не на органе, а на флейте».
Но, так или иначе, моя симпатия к Эшколу улетучилась. Всю свою жизнь я с трудом воспринимал подобных людей, с их затаенной жестокостью, ненавистью, изворотливостью, с их болезнями, с их речью, уснащенной библейскими стихами и приправленной острыми идишскими словечками. Вот уже долгие годы я изо всех сил пытаюсь стать одним из них, но в глубине души горжусь тем, что не преуспел в этом. Наш Азария был захвачен вихрем безумных, смятенных чувств, он сыпал пословицами и поговорками, с его губ срывались и обидные слова, и пророчества. Он болтал без удержу, между тем как два старинных друга подкидывали время от времени в этот костер еще одну веточку, еще одно поленце. А в конце Эшкол пообещал, что и впредь будет оказывать нам всяческую помощь, простился, вышел и отправился в путь. Иолек тут же угостил Азарию коньяком, хлебнул сам и похвалил парня за дерзость.
Спустя четверть часа прибыл новый гость. Плотный человек, одетый, пожалуй, франтовато, в светлый фланелевый костюм, с щегольской, аккуратно подстиженной бородкой, как у преуспевающего, бойкого художника. От него, казалось, исходил дух сытости и уверенности, а возможно, просто разило дорогим одеколоном. Человек этот говорил медленно, слегка в нос, с еле уловимым английским акцентом, и, хотя он не курил, слова, слетавшие с его губ, звучали так, будто держал он в зубах трубку.
Первым делом он извлек свою визитную карточку, с золотым кантом по краям, и, взмахнув ею в воздухе, словно веером, объявил:
— Артур И. Зеевальд. «Юнайтед энтерпрайз». Кто из вас господин Лифшиц?
— Он здесь, — произнес Иолек сурово, слегка осипшим голосом и поставил рюмку на стол.
Гость полностью игнорировал это явно выраженное неудовольствие, вручил Иолеку визитную карточку и позволил себе сесть.
Выяснилось, что он представляет в Тель-Авиве некоторые зарубежные фирмы. В частности, он здешний агент господина Бенджамена Бернарда Троцкого из Майами, Флорида. Это имя, без сомнения, известно присутствующим. Итак, сегодня ночью от господина Троцкого пришло по телексу сообщение, которое предписывало господину Зеевальду срочно прибыть сюда. А нынешним утром в трансатлантическом телефонном разговоре господин Троцкий дал подробные инструкции. Господин Зеевальд весьма сожалеет, что не имел возможности предварительно оговорить время своего визита — трудно, почти невозможно связаться с кибуцем по телефону, а посему, к его сожалению, он вынужден был прибыть без предварительного уведомления. Готовы ли мы поверить, что подобное отступление от норм приличий для него вовсе не характерно? Во всяком случае, в силу необычайной срочности того дела, что стоит на повестке дня…
— Какое еще «дело», объясните, будьте любезны? — перебил его Иолек. Седая щетина на его щеках, казалось, слегка вздыбилась. Грузное тело укутано было в голубой домашний халат, надетый на красную пижаму. В этом одеянии он напоминал восточного деспота, а лицо его свидетельствовало о мрачном расположении духа: на нем явственно написано было бесконечное презрение властелина к шуту гороховому, бесцеремонно усевшемуся перед ним, и готовность едва заметным движением пальца отдать повеление снести голову наглецу.
— Быть может, вы соизволите без всяких там предисловий изложить суть дела?
Итак, речь идет об обращении, поступившем три дня назад из секретариата кибуца к его патрону, господину Троцкому, скажите, у вас все еще не сыскался один молодой человек?
— Мой сын, — произнес Иолек с едва сдерживаемым возмущением, — по-видимому, неожиданно уехал к этому вашему Троцкому. Пся крев! Он там? Да или нет?!
Господин Зеевальд добродушно хмыкнул: согласно имеющейся у него самой точной и актуальной информации, господин Троцкий все еще ожидает, что молодой человек прибудет к нему с визитом. Господин Троцкий весьма и весьма озабочен и вчера утром собирался вылететь в Израиль. Однако занятость, а главное, ожидаемое в самом ближайшем времени прибытие молодого человека заставили его отказаться от своего первоначального намерения. Между прочим, в настоящий момент находится он на Багамских островах. Поэтому прислал телекс с генеральной доверенностью на имя господина Зеевальда, уполномочив его вести переговоры. Господин Зеевальд, между прочим, адвокат. Такова его профессия.
— Вести переговоры? О чем?
Хава вдруг вскинулась:
— Иони жив! Он у них! Я говорю тебе, Иолек, он уже у них. Ты дашь им все, что они захотят, лишь бы Иони возвратился. Ты меня слышишь?
Господин Зеевальд был немного смущен: может ли он пару минут побеседовать наедине с господином Лифшицом? Он весьма сожалеет о возникшей неловкости.
— Значит, так. Послушайте, мистер, ведь это моя жена. А женщина напротив вас — моя невестка. Парень, сидящий на краю дивана, — друг семьи, а человек, что стоит у окна, исполняет мои обязанности на посту секретаря кибуца. Между нами нет секретов. Все выносится на обсуждение семьи. Вы прибыли вести переговоры? Что же вы можете предложить? Ваш Троцкий завладел моим сокровищем? Да или нет? Говорите же!!!
Гость обвел всех нас взглядом, в котором сквозило сомнение, словно пытался он проникнуть в нашу суть и предугадать, чего еще можно от нас ожидать. Наконец глаза его остановились на Хаве:
— Госпожа Лифшиц, я полагаю?
— Хава.
— Госпожа моя, я прошу у вас прощения: распоряжением, не допускающим никаких кривотолков, мне вменено в обязанность отдельно побеседовать с вашим супругом, а затем и с вами — также отдельно. Дело, как вам известно, несколько деликатное… Я и в самом деле весьма сожалею…
— Да прекратите вы, черт возьми, выводить тут синагогальные рулады! — в гневе заорал Иолек, поднявшись во весь свой невысокий и все же внушительный, благодаря комплекции, рост. Он сильно подался вперед и был похож на старого разъяренного медведя. Грохнув кулаком по столу, рыкнул: — Где же он, мой замечательный сын? У вашего недоделка, у вашего дегенерата? Да или нет?
— Видите ли, на данном этапе…
— А-а?!
— На данном этапе, мой господин, я подозреваю, что пока еще нет. Однако…
— «На данном этапе»? А? «Пока еще нет»? А? От всего этого весьма скверно пахнет. Конспирация? Шантаж? Гешефты? Что там замышляет ваш гнилой клоун?
Всей массой своего тела наклонился Иолек по направлению к Хаве, он был возмущен до предела, лицо его посинело, и на лбу, разветвляясь, подрагивали вздувшиеся вены:
— Что вы знаете по данному делу, госпожа Лифшиц? Что, черт вас подери, вы уже натворили за моей спиной, подставив Ионатана? Ты и твой жулик? Римона! Срулик! Азария! Всем немедленно выйти из комнаты. Минутку! Нет. Пусть Срулик останется здесь.
И я остался.
Уходя, Азария без особого успеха пытался скрыть гнусавый смешок. А Римона сказала:
— Не ссорьтесь, Иолек и Хава. Иони всегда огорчается, когда вы ссоритесь.
