— Нет-нет. Иди Марыня.
— А может, вы выпьете горячего чаю?
— Спасибо, Марыня, — отказалась Кейт.
Служанка вздохнула, повязала на шею шарфик, взяла корзинку для покупок, письмо и вышла. Все тише слышались удаляющиеся шаги.
Кейт закрыла лицо ладонями, и из ее груди вырвался стон:
— О, Роджер… Роджер… Роджер…
Шатаясь, она добралась до спальни и упала на кровать. Ей казалось, что она видит каждый шаг Марыни. Вот она подошла к площади, нашла посыльного и отдала ему письмо. Посыльный, изучив адрес, прячет его в сумку и отправляется в путь. Разве он чувствует, что это за письмо? Разве может он знать, что иногда в письме заключена трагедия, вырванный кусочек сердца, смертный приговор. Для него это одно из тысячи писем, такое же, как приглашение сыграть в бридж или просьба взять книгу…
Посыльный номер девять, конечно, не задумывался над содержанием конверта. У него были более важные дела. Он спокойно шел прямо по указанному адресу. Найдя дом, позвонил.
Тынецкий как раз вставал, когда вошла Янова и, подавая ему письмо, сказала:
— Посыльный принес и спрашивает, ждать ли ответ.
Он сразу узнал почерк Кейт и весело спросил:
— Письмо?.. Ну, Янова, у нас замечательно начинается день. Пусть посыльный подождет.
Он вскрыл конверт.
Уже само начало поразило его. «Дорогой пан Роджер…» Что бы это значило? Он внимательно прочитал письмо, размышляя над каждым словом, и задумался.
Спустя четверть часа Янова опять постучала в дверь.
— Уже есть ответ?
— Ответа не будет, — ответил он, не оборачиваясь.
Что он мог ответить? Разве что не верил ни минуты, ни мгновения этому письму. Не знал он и не догадывался, чем руководствовалась Кейт, когда писала его.
Вначале он подумал, что Кейт, вернувшись домой, рассказала мужу правду, признавшись, что любит другого и хочет развестись. Возможно, под давлением Гого она уступила и под его диктовку написала письмо.
В то же время, с другой стороны, он не мог допустить, чтобы Кейт примитивным способом, проклятиями или угрозами, позволила кому-нибудь заставить ее отказаться от себя самой, потому что невозможно было поверить, как она писала, что вечером находилась под влиянием минутного настроения. Он хорошо знал, что Кейт не принадлежала к типу людей, поддающихся настроению.
«Тогда зачем она написала неправду?»
Самые невероятные предположения проносились в его голове. В конце концов, он пришел к выводу, что должно было произойти что-то неординарное или Гого шантажирует ее какой-то только ему известной тайной. В любом случае он не собирался выполнять желание Кейт. Он должен увидеть ее, поговорить с ней. У него не было сомнений, что он сможет убедить ее.
Около полудня Роджер позвонил ей. В трубке послышался голос Марыни.
— Это Тынецкий, я могу попросить пани?
— Сейчас посмотрю.
Через минуту служанка вернулась.
— Пани просила сказать, что ей нездоровится. Она в постели.
— Я надеюсь, что ничего серьезного? — забеспокоился он.
— Нет, мне кажется, нет. Утром она даже вставала, но какая-то бледная и измученная.
— Марыня, спроси, можно ли мне навестить ее и когда, — решился Роджер.
— Пани благодарит, — доложила Марыня спустя некоторое время, — но решительно просит не утруждать себя визитом, потому что она никого не принимает.
— Я желаю ей скорейшего выздоровления и позвоню завтра.
Но не прошло и часа, как он позвонил снова.
— Пан дома? — спросил он.
— Да, он дома.
— Скажи, что просит Тынецкий.
Голос Гого звучал тихо и настороженно.
— День добрый.
— У меня к вам просьба: не уделите ли мне час своего времени, я бы хотел поговорить с вами о делах, важных для нас обоих.
Гого ответил не сразу.
— Я, конечно, готов, хотя был бы благодарен, если этот разговор можно было бы перенести на другой день.
— И все-таки, если бы вы встретились со мной сегодня, я был бы вам весьма признателен, — настаивал Тынецкий.
— Весьма сожалею, но… — колебался Гого, — уж если это так необходимо…
— Спасибо. Так во сколько и где?
Гого предложил встретиться в маленькой кондитерской в семь часов вечера на улице Вильчей.
Он специально договорился на вечернее время, потому что еще теплилась надежда помириться до того с Кейт. Он, конечно, догадался, о чем Тынецкий хочет с ним говорить, и предвидел, что услышит предложение о разводе в качестве дальнейшей выплаты пенсии. Гого был готов решительно отказаться от такого компромисса и уже мысленно выстраивал ответ.
«Нет, пан граф, вы ошиблись, обвиняя меня в подлости. Я не хочу давать моральной оценки такого условия. Какими бы причинами вы не руководствовались, по моему мнению, это не оправдывает попытки достичь цели с помощью угроз подобного рода».
И еще более резко и благородно.
«Ваш ультиматум, пан граф, превышает границы моих моральных понятий. Неужели вы действительно не считаете меня джентльменом, если могли предположить, что угрозой лишить денег вы заставите меня отказаться от женщины, которую люблю?»
Или еще иначе.
«Ваш ультиматум — шантаж. В ответ я могу лишь попрощаться с вами и попросить, чтобы вы считали наше знакомство завершенным».
Однако задумавшись, Гого признал, что так категорично решать дела не следует, тогда не останется уже никакой надежды на получение пенсии. Пожалуй, нужно осторожными словами объяснить Тынецкому, что его предложение неделикатное и нечестное, и склонить его к добровольному отказу от ультимативного требования и тем самым усилить по отношению к нему свою позицию.
В действительности Гого не знал, что решила Кейт, не мог надеяться, что она не будет требовать развод и согласится жить с ним, но в любом случае отказ от пенсии был бы бессмысленным легкомыслием.
Когда в обеденное время, садясь к столу, он увидел только один прибор, то спросил:
— Пани обедает в своей комнате?
— Пани плохо чувствует себя, — ответила Марыня, — и вообще не хочет есть.
— Спроси у пани, можно ли войти.
Служанка пожала плечами.
— И спрашивать нечего. Пани сказала, чтобы никто не входил.
Подумав, Гого решил написать ей записку.
«Мне звонил Тынецкий с просьбой о встрече. Пойду в семь. Так как не трудно догадаться, о чем он хочет говорить, а я не знаю, будет ли он говорить от своего имени или у него есть твое согласие, прошу позволить мне зайти на несколько минут. Гого.»
